Рыжий сводник для убежденного холостяка
Шрифт:
профессор.
– Александр Михайлович, не скрою - не ожидал Вас увидеть. Хотя после сегодняшнего безумного дня даже
это уже не должно казаться странным.
– Может, перейдем на «ты»?
– неожиданно предложил Грабовский.
– После того, как ты меня на ручках
потаскал, если не жениться, так перейти на «ты» мы просто обязаны.
Кир кивнул в знак согласия и, понимая, что спать ему в ближайшее время не позволят, принялся варить
кофе. Грабовский взял в руки кофейную
появилась на столе.
Последующие минуты прошли в молчании. Никто из мужчин не проронил ни слова, пока на донышке не
показалась кофейная гуща. Даже Филя молчал, поглядывал то на гостя, то на хозяина. Глаза у котенка
слипались, но упрямство брало верх.
– Где у тебя тут покурить можно?
– спросил Грабовский.
– Квартира съемная, так что лучше на общей площадке, если датчиков пожарных нет.
Профессор о чем-то подумал, почесал густую бороду и пошел за курткой. Через минуту из коридора
послышался его голос.
– Пошли на крышу. У вас дом на горке, вид на город будет хороший.
Киру ничего не оставалось. Понимал, что условия здесь ставит не он.
С крыши девятнадцатиэтажного дома вид действительно был впечатляющим. Целый район лежал как на
ладони, правда, из-за снегопада видимость оставляла желать лучшего. Но они не видами наслаждаться
пришли.
Возле верхушки лифтовой шахты, что у самого края дома, находилась странная металлическая
конструкция. Сидеть на ней было хоть и неудобно, но все-таки лучше, чем стоять. Оба, не сговариваясь, присели на переплетенные железные прутья.
– Что у вас с Василисой? – без предисловия спросил Грабовский.
– Только честно говори.
– Да как тебе объяснить, я еще и сам не могу понять, - Кир тяжело вздохнув, запахнул тонкую куртку
поплотнее.
– Она мне дорога. Очень. Не знаю, может, это та самая любовь...
– Страшное это слово!
– тряся головой, прошептал профессор.
Кир улыбнулся. Приятно радовало, что не ему одному от этого слова становилось не по себе.
– Любовь... А что такое любовь? Словечко-то затасканное вдоль и поперек, - профессор стряхнул пепел с
сигареты и продолжил.
– Им обычно нормальных мужиков пугают и глупых баб соблазняют. Вот я для себя все
иначе вижу. Это кайф от прихода домой, удовольствие от блинчиков утром в субботу, готовность смиряться с
дурным настроением в критические дни и щенячья радость, когда в пузе любимой толкается твой собственный
карапуз.
– А как же ухаживания? Конфетно-букетная хиромантия?
– Ухаживания нужны, только когда стоит вопрос доступа к телу! – вздохнул профессор.
– Рестораном
можно обмануть разум, да и то ненадолго. Душу трюфелями
Кир уселся поудобнее. Впереди маячил очень долгий разговор. И дело было не в последней фразе
профессора. Атмосфера казалась такой, пронзительно-искренней. Медленный снегопад, тусклые огни фонарей, редкие одинокие машины на кольцевой недалеко.
– Саша, давай уже. Я готов, - просто сказал он.
Снег медленно кружился перед самыми лицами и таял на щеках. Кир не прятал лицо, почему-то сейчас это
было нужно. Холод пробирал сквозь одежду, заставлял подрагивать и чувствовать себя живым.
Грабовский достал очередную сигарету, прокашлялся и начал.
– Три года назад произошло одно некрасивое событие, отголоски которого по сей день ломают девочке
жизнь, - он тяжело вздохнул, но продолжать было надо.
– Тогдашний Васькин ухажер несколько переборщил с
ухаживанием. Сильно переборщил. Девочка уже спала и видела себя в белом свадебном платье с длинной
48
кружевной фатой. Она была настолько счастливой, что мы, олухи, даже не присмотрелись к некоторым
странным деталям.
Подумав немного, профессор, сделал первую затяжку.
– Она с Олегом встречалась полгода, но вместе они не жили. Ухажер регулярно мотался в командировки по
заграницам, возвращался всегда с дорогими подарками и надолго затаскивал ее в койку. Ваську в те полгода
было не узнать. Как она расцвела! У меня заочники толпами ей конфеты таскать начали. Счастливая женщина
– это ведь самый соблазнительный фрукт на свете. Она всех отвергала и летела как сумасшедшая по вечерам
домой, ждать. А однажды у него задержался самолет. Буря была, январь. Василиса, недолго думая, сама
поехала в аэропорт на машине. В общем... На двадцатом километре ее старушку занесло. Скорая приехала
вовремя, но из реанимации нашу девочку три дня не выпускали. Мы с Викой по очереди дежурили в больнице.
Этот не пришел ни разу. Я потом по своим каналам стал узнавать, где он. И вот это любопытство я до сих пор
простить себе не могу.
Грабовский рассказывал, а Кир курил. Он сам не заметил, как тоже вытащил сигарету, зажег и сделал
первую большую затяжку. В душе все переворачивалось. Зная Василису, представить те события было
несложно. Отчаянная, молодая, влюбленная девушка. Финала истории он еще не знал, но кулаки уже зудели.
Три года назад, точно в такой же январь, в больницу к пострадавшей девушке пришел посетитель. Он был
без цветов и традиционных апельсинов. Вместо радости или сочувствия в его глазах плясали огоньки ярости.