Ржавчина от старых якорей
Шрифт:
Ну, на первый раз это было даже интересно – экзотика. Однако, что дальше-то делать? Ливень загнал меня в маленькое кафе. Чтобы не торчать в нем просто так, я выпил кофе с пересохшим кексом, но дождь не думал униматься. Я вспомнил, что такие тропические дожди в Батуми могут хлестать непрерывно несколько суток. Этого еще не хватало!
Я встал у двери, в которую, густо летели брызги. По тротуарам и мостовой неслись клокочущие желтые потоки. Сверху низвергались водопады. Однако, на какие-то полминуты водопады
В «Промтоварах» вежливая черноокая девица предложила мне на выбор несколько зонтов и плащей. Ну, зонт разве защита от таких потоков! Я выбрал полупрозрачную накидку с капюшоном, просторную и длиной до пят (как сейчас помню – за одиннадцать рублей пятьдесят копеек).
Превратившись в водонепроницаемый кокон, я пустился к своему жилищу. Это было даже весело, похоже на приключение где-нибудь в Африке, в период экваториальных дождей. Когда я был уже рядом с домом, ливень кончился. Словно его отрубили! По мокрым стенам, листьям, камням потекло жидкое солнце. Над тротуарами закурчавился горячий пар.
Оказалось, что тетя Шура тоже только что вернулась. С заставы. Она была в широченной мокрой плащ-палатке.
– На работу нынче больше не пойду. Надо и отдохнуть старухе.
– Тетя Шура, да какая же вы старуха! Вы еще это… в расцвете сил.
– Ох, ты и скажешь, Славушка… – Видно было, что тетя Шура довольна моим неуклюжим комплиментом. А я был настроен игриво. Поскольку недавно, в случайной забегаловке, пил не одно лишь кофе.
– Да нет, тетя Шура, в самом деле!
Она глянула вдруг непонятно: и с виноватинкой, и как заговорщица:
– Славушка, ты вот что… угостил бы бабку ликерчиком. А?
Признаться, такого я не ожидал. Но тут же изобразил полную готовность.
– О чем разговор! Где здесь близко подходящий магазин?
– Да не надо в магазин. Есть неподалеку одно заведеньице… Я, бывает, в него и одна захаживаю, да с мужчиной оно как-то… обстоятельнее.
Мужчина вновь выразил готовность.
– Только плащи возьмем с собой, – предупредила тетя Шура. – Вот-вот опять польет и, скорей всего, до ночи.
По каменной, сырой, полной солнечного сияния улице мы прошли квартал. На кособоком двухэтажном доме я увидел длинную вывеску. Она была в кривой деревянной раме, железная, с облезлой желтой краской и пятнами ржавчины. На краске и ржавчине темнели словно дегтем написанные буквы: ЧОРНОЕ КОФЕ.
Ну как тут было не вспомнить духаны и кофейни, о которых рассказывал Паустовский! Все эти «Свежие требушки», «Бедные Миши» и «Не заходи, пожалуйста!». Правда, здешняя вывеска было попроще, но от ее обшарпанности и орфографии тоже несло местной экзотикой.
Едва
Мы долго сидели и неспешно разговаривали про жизнь. Тетя Шура поведала о том, как в войну работала на санитарном поезде и в госпиталях. Как в те годы второй раз вышла замуж, а после войны приехала с мужем сюда, на его родину.
– Два года прожили душа в душу, а потом он помер от военных ран…
Затем стала расспрашивать меня. Про чужую жизнь ей было слушать интереснее, чем говорить про свои невзгоды.
Чтобы стало еще интереснее, мы снова взяли по чашечке кофе с тройным ликером. Ливень, между тем, не думал слабеть, наоборот. От его непроницаемости, а может, от подступившего уже вечера, за окнами делалось все темнее. А здесь – хорошо.
Я рассказал тете Шуре, как в школьные годы, в городе Тюмени, мы с приятелями на лодке с самодельным парусом отправились в путешествие по реке Туре и попали под такой же сумасшедший дождь. Выдернули мачту, вытащили лодку, и под ней под перевернутой, отсиживались на голом песчаном берегу.
– Ну, правда, тогда ливень был не такой долгий. Зато с грозой. На другом берегу молнией расщепило надвое сухую сосну…
– Страх-то какой… Я до сих пор боюсь, когда гроза. Будто обстрел на фронте… Славушка, может, еще по одной? Да ты не бойся, у меня денежки есть…
– Да я не того боюсь, тетя Шура. Я за вас. Не слишком ли много…
– Что ты! Думаешь, ослабну? Мне ликерчик никогда не вредит, я к ему привышная…
– Я не про него, а про кофе. Говорят, для сердца опасно, если чересчур…
Кофе здесь был не тот, что я днем пил в забегаловке. Этот – густой, пахучий, черный как смола (или «чорное»?). Признаться, у меня сердце уже постукивало невпопад.
– Славушка, ты не пей, если не по душе. А за меня не бойся. У меня спина хворая, ноги болят иногда, а сердце пока еще, как мотопомпа…
Мы взяли еще две порции (хозяин за стойкой индифферентно смотрел в сторону). Тетя Шура повторила:
– Сердце у меня пока еще ничего… Это с виду я развалина, а внутри вроде без гнилости. Как это ты сказал? В расцвете сил! Ох и выдумщик…
– Тетя Шура, вы еще и с виду очень даже вполне… – кажется, ликерчик на меня действовал заметнее, чем на тетушку. – Я как погляжу, так песенку вспоминаю. Нашу, студенческую…
– Что за песенка-то?
– Да вот как раз про тетю Шуру.
– Вон как! А ты спой!
– Да ну… Неудобно… – Я оглянулся на трех кавказцев за дальним столиком, на хозяина за прилавком.
– А ты, Славушка, потихоньку. А? Очень я тебя прошу…
– А вы не обидитесь?
– Да что ты! Не стесняйся. Я в жизни всякого наслушалась.