Ржавчина от старых якорей
Шрифт:
Мы переглянулись. У нас в карманах, конечно, не было ни копейки. Да и карманов-то не было.
– Но говорили же по радио, что для школьников в каникулы бесплатно! – брякнул я наобум, с нахальством отчаянья. И оказалось, что попал почти в точку.
– Бесплатно, это если экскурсия.
– А мы экскурсия! – заявил Алька, снимая с майки и пряча в кулаке репейный шарик. – Мы… для школьного задания.
– Оно и видно, что экскурсия, – вздохнула билетерша. – Судя по всему, до музея побывали в шахте… Ладно, идите уж. И чтобы руками ничего ни-ни…
Мы
…Кстати, меня всегда поражали эти перестраховочные музейные правила: ничего нельзя касаться. Помню, как веселились в Москве ребята из «Каравеллы», когда пришли однажды в Музей армии. Недалеко от крыльца музея стоял на специальных рельсах настоящий стальной бронепоезд (может быть, и сейчас стоит, куда ему деваться). И вот, перед этой броневой махиной на специальной железной стоечке торчала табличка: «Экспонаты руками не трогать»…
Итак, мы с Алькой полюбовались оружием.
– А теперь смотри, – торжествующим шепотом сказал я. И развернул Альку за тощие, с облезлым загаром плечи.
Тяжелый щит с темной потрескавшейся краской висел напротив окна.
Алька посопел. Потом надулся и сказал:
– А корабль без паруса. Значит, не настоящий.
– Как не настоящий! С мачтой же! А зачем же мачта, если не для паруса? Просто его тут еще не подняли!.. Да не пыхти, не нужен мне твой ножик, только не спорь больше.
– А что это за фиговина сверху, над кораблем? – сказал повеселевший Алька.
– Гляди, тут же написано. «Герб Тобольской губернии, воинская пирамида с оружием…» Потому что Тюмень тогда была в Тобольской области. А теперь наоборот.
– Никакого оружия не видать, – пробурчал Алька, чтобы сохранить остатки самолюбия. – Ну, ладно… А этот герб будем делать на карте?
– Если ты считаешь, что надо… – решил я уступить часть инициативы приятелю. Чтобы он не расстраивался.
– Наверно, надо. В школе скажут: молодцы, любите свой город…
На следующий день мы пришли в музей снова. На этот раз в брюках и в чистых ковбойках.. Алька даже повязал пионерский галстук. Я галстука не нашел, зато надел новенькие сандалии, а за ремешок на штанах сунул толстую чистую тетрадку – для исторических рисунков и записей. Было жарко в длинных «шкерах» и плотных рубашках, зато в таком виде мы были вполне «экскурсия», и билетерша пропустила нас без спора. По-моему, даже преисполнилась некоторым уважением.
Мы срисовали в тетрадь схему первой тюменской крепости, что когда-то стояла на стрелке Туры и Тюменки. Схема была проста – одна стена и башнями с юго-восточной стороны. С других сторон избушки города были защищены обрывами реки и лога.
Мы убедились, что чисто географическая часть карты не принесет нам больших трудностей. Выложим синий, с пенными волнами изгиб Туры, коричнево-зеленые контуры оврагов, сделаем
Для начала мы стали выкладывать звезду. Фаянсовые осколки на каплях вара прилипали к железу хорошо. Вар, насадив комочками на проволоку, мы разогревали на свечке. При этом не забывали поглядывать сверху на двор. Если бы тетя Поля увидела, как мы жжем свечку на сеновале, подняла бы крик, что спалим все хозяйство (и, это я понимаю теперь, не без основания).
Однако все шло сперва хорошо.
Мама с крыльца кликнула меня обедать. Алька тоже пошел обедать, к себе. Потом мама велела мне идти на рынок за капустой.
– Или сиди с Олежкой, а я схожу сама.
– Нет уж, лучше я! Надоело штаны ему менять… Если Алька придет раньше меня, пусть подождет.
Однако Алька пришел через час после моего возвращения. И в самом скверном настроении.
– Давай все отклеивать. Бабка хватилась противня, требует назад.
– А ты зачем сказал, что он у нас!
– Я не говорил. А она: «Не знаю, куда он подевался, но если к вечеру не найдется, кое с кем будет громкий разговор…»
– А может, ей все рассказать? Может, поймет, когда выслушает?
Алька сказал, что бабушка, конечно, выслушает, она терпеливая. Но потом возьмет длинное полотенце, скрутит жгутом и сложит вдвое. Дальнейшее понятно.
Я не мог, разумеется, требовать от Альки такой жертвы. К тому же, он объяснил, что после «воспитательного разговора» противень все равно придется отдать, бабушка упряма.
Мы с горестным чувством начали разрушать нашу работу.
Засохший вар пристыл к железу крепко. Мы еле отколупали все детали мозаичной звезды. А когда отколупали, поняли, что работа не кончена. Остатки вара не хотели отскребаться от железа. Мы перевернули противень и, удерживая его над головами, стали снова разогревать вар свечкой и отскабливать Алькиным ножиком.
Липкая горячая капля упала Альке в дырку сандалии. Он взвизгнул и нагнулся. Я с трудом удержал железный лист. Но не удержал огарок. Горячий стеарин пролился Альке на шею, прямо в заросший светлым пухом желобок. Алька с воем вскочил, ударился теменем о гулкое железо и сказал слова, недостойные советского школьника и пионера.
Было совсем не смешно.
Я стал объяснять Альке, что закапал его не нарочно. Алька сказал, что вся эта фигня ему надоела. Сейчас он заберет противень и отнесет его знакомому дяде Грише, у которого есть паяльная лампа. Этой лампой они отчистят железо в одну минуту.
Я сказал, что помогу дотащить противень. Алька ответил:
– Обойдусь…
И ушел, снова стуча коленками по железу.
Непонятно было, поссорились мы или нет. Ну да ладно. Если и поссорились, то не надолго. А вот карту было жаль. Ясно, что мы уже никогда не вернемся к этой работе. И дело даже не в утерянном противне. Просто угасло вдохновение. Идея ушла в прошлое, а возвращать прошлое бесполезно.