Ржавчина
Шрифт:
– Да! Почему ты один? – спросил у сталкера Вомбат.
– А с кем я должен быть?
Вомбат стиснул губы и ткнул локтем маленького.
Тот недовольно зашипел.
– Мы видели… Видели…
– Что за проблема у тебя, Фродо?
– У меня? – испуганно сверкнул глазами маленький.
– Ну, не у меня же. Почему ты делаешь вид, будто сам не умеешь говорить?
– Ты вульгарен, Григ, – надменно и гордо вскинув голову, Фродо продемонстрировал то место, где должен бы находиться подбородок. – Это называется аристократизмом.
– Ты тоже так считаешь? – посмотрел Григ на Вомбата.
Здоровяк
– Ага!
– Ну, что ж, – Григ смерил взглядом Вомбата. – Тогда пошли к Бобо.
– Нет! – вскинул маленькую ручку Фродо. – Ты не ответил на вопрос!
– Какой вопрос? – озадаченно сдвинул брови Григ.
Фродо тоже задумался.
– Ну?..
– Не помню, что за вопрос, – признался маленький. – Но точно помню, что задал его тебе.
– И наверное, хочешь, получить ответ, – подсказал Григ.
– Разумеется, – кивнул Фродо.
– Двадцать девять.
– Что – двадцать девять?
– Это мой ответ.
– Двадцать девять, – Фродо наклонил голову и постучал согнутым пальцем по лбу. – Двадцать девять… – повторил он задумчиво.
– Ты, должно быть, хочешь спросить, что это означает?
– Да, конечно! – радостно вскинул голову Фродо. – Что значит двадцать девять?
– Это значит, пришел високосный год.
Григ плечом решительно отстранил загораживавшего проход Вомбата и вышел на крышу.
Крыша «Метрополиса» была превращена в огромную оранжерею. Повсюду, куда ни кинешь взгляд, цвел и зеленел каннабис. В глубине этого буйства веселой зелени пряталась небольшая беседка с круглой крышей, на самом верху которой, задрав голову вверх и чуть приоткрыв пасть, будто в ожидании дождя, который должен утолить ее жажду, сидела большая, зеленая игуана. Почти как живая. Длинный хвост рептилии скользил по крыше и оплетал одну из деревянных опор. В центре беседки бил небольшой фонтанчик, декорированный под миниатюрный каменный грот. Рядом стоял овальный столик на изогнутых ножках, заставленный всевозможнейшими курительными принадлежностями: пепельницами, зажигалками, трубками, мундштуками, сигаретницами, машинками для набивания папирос, маленькими кальянчиками, бонгами и бульбуляторами самых причудливых форм. С краю на деревянном полу стояли большие кальяны. Каждый – произведение искусства. Рядом с самым большим полутораметровым кальяном на обитом голубым атласом стуле сидел человек в затасканных джинсовых шортах, неровно обрезанных чуть выше колен, и бледно-бледно-розовой, будто застиранной до почти полной потери цвета, майке с оборванными рукавами и кислотной кляксой, расплывшейся на груди. На голове у него был огромный, свисающий едва не до плеча, вязаный берет в яркую, красно-желто-зеленую полоску, из-под которого, как змеи, лезли во все стороны длинные, рыжие дреды, толщиною в два пальца каждый. Человек сидел, закинув ногу на ногу, покачивая на кончиках пальцев зеленый резиновый шлепанец, и, пощипывая жиденькую бороденку, задумчиво глядел на приближающегося Грига. А может, и сквозь него. В те горние сферы, куда не может проникнуть взгляд непросветленного.
– Мир тебе, Бобо! – на ходу поднял руку сталкер.
– И тебе мир, Григ, – взгляд растамана, наконец, сконцентрировался на сталкере. – С какими вестями
Григ вошел в беседку и сел на свободный стул.
Со стороны Химок вновь стали слышны звуки артиллерийской стрельбы. Только теперь они были несколько иные, чем прежде, – более частые, отрывистые и визгливые.
– О! – поднял палец Бобо. – Вояки в бой пошли!
Он отыскал на столе большие часы в форме луковицы, открыл и положил перед собой.
– Знатоки ставят на тридцать минут боя.
– Не больше двадцати, – покачал головой сталкер.
– Посмотрим, – Бобо взял машинку для набивания папирос и вставил в нее пустую папиросную гильзу.
– Ты бы велел своим ребятам поменьше дымить, – посоветовал Григ.
– Почему?
Бобо щелкнул машинкой и крутанул между пальцами готовую папиросу.
– Заговариваться начинают.
– Это тебе так кажется, – Бобо щелкнул зажигалкой в форме черепа с рубиновыми глазами.
– Да в том-то и дело, что не кажется, а так и есть.
– Кажется, кажется, – Бобо выпустил Григу в лицо облачко дыма, пахнущего вишневой корой. – Для того чтобы адекватно воспринимать речь растамана, нужно привести собственный дух в то же состояние, что и его.
– Мне без разницы, Бобо, – ладонью Григ разогнал дым. – Ты знаешь, я в чужие дела не лезу. Но смотри, как бы беда не случилась.
– У меня все под контролем.
– Все?
Бобо откинулся на спинку стула и посмотрел на болтающийся на кончиках пальцев шлепанец.
– Ты о чем-то конкретном или так, вообще?
– О святых братьях из Ордена Узла.
– А что братья? – Бобо непонимающе ущипнул себя за бородку. – При чем тут братья? Мы – сами по себе, святоши – сами по себе. Наши интересы не пересекаются.
– Пеккер тоже был сам по себе. И считал, что не задевает ничьи интересы.
– С ним что-то случилось? – насторожился Бобо.
– Ему перерезали глотку.
Бобо поперхнулся дымом.
– Да ты что?
– Этой ночью.
– И ты хочешь сказать?…
Дымящейся папиросой Бобо нарисовал в воздухе магический знак, предохраняющий от дурного глаза, дурного слова и злого языка.
– Похоже, что святые братья, – кивнул Григ.
Бобо в задумчивости обхватил подбородок рукой.
– Два дня назад трое святош просились к нам на постой. Может, это и были те самые, что Пеккера убили?
– Они у вас ночевали?
– Нет! – Бобо посмотрел на Грига так, будто тот попытался его обидеть. – Мы их не приняли!
– Интересно, чем вы мотивировали отказ?
– А почему я должен что-то мотивировать? – Бобо затянулся и посмотрел на крышу беседки, расписанную таинственными символами. – Я просто сказал им, чтобы они ступали своей дорогой, здесь им ничего не обломится. Вот и все.
– Не боишься отношение со святошами испортить?
– Плевать. Мы поклоняемся разным богам. – Бобо раздавил пустой папиросный мундштук в пепельнице. – Я образно выразился.
Стрельба, доносившаяся все это время со стороны Химок, внезапно оборвалась. Взвизгнули еще раза три-четыре переносные пусковые установки. И – тишина.
Григ посмотрел на часы.
– Семнадцать с половиной минут.
– Может быть, это еще не конец? – без особой надежды предположил Бобо.
– Подождем.