Ржавые земли
Шрифт:
Идущий по следам (узнан) – основополагающие инстинкты. Мозг в ожидании.
Носитель (не опознан не опознан не опознан не опознан не опознан…)
Червь (отсутствует?) ищем (отсутствует?) ищем…
Светоносный (отсутствует?) ищем (отсутствует?) ищем…
Червь – отсутствует.
Светоносный – отсутствует.
Носитель – Хлыст. Способности не учтены. Мозг в ожидании.
Проба восприятия… Определение границ пропускной возможности… Скорость реакции… Определение значимости для Дома…
Последующие движения… Краткое сожаление, вызванное отсутствием всех элементов Дома.
Прежде чем открыть глаза, Хлыстов ощутил вспышку истового негодования оставшихся не у дел Вершителя и Многоглазого. Откуда они могли знать, что в извечной конкуренции составных частей Дома человеческий мозг вырвется в безусловные лидеры?
Страшное, ни на что не похожее существо было квинтэссенцией злобы. Каждый орган внутри бестии соперничал с другим, агрессия и непримиримость клокотали внутри бесформенного туловища. И теперь оно оказалось во власти Ваньки Хлыста – человеконенавистника, социопата, террориста и убийцы.
Зрительные образы ворвались в сознание. Сам Хлыстов век не размыкал: информацией его снабжал Многоглазый. Пещера изменилась до неузнаваемости. Некогда чистые и сверкающие плоскости приборов хозяев теперь пестрели множеством цветов, радужные волны прокатывались по металлическим поверхностям, подсказывая направление движения энергий. Неподалеку на полу валялось, дожидаясь своего часа, оружие. Если раньше смертоносная штуковина походила на витой рог из стекла, то теперь в своей многоцветности и яркости она скорее напоминала коралл, раздобытый в глубинах тропического моря. Оружие источало свечение, некие призрачные петли неспешно выдвигались из преобразившегося корпуса и втягивались внутрь снова, словно рожки улитки.
Неожиданно Хлыстов понял, что Многоглазый подарил ему способность смотреть во все стороны одновременно! К такой «круговой» перспективе даже привыкать не пришлось: нечеловеческие дополнения помогали справляться с обработкой неиссякаемого потока данных.
Хлыстов привстал. Эх, тяжела была шубка на его плечах! Придется позабыть о легкости, к которой он привык за годы жизни среди пустошей.
Многоглазый заухал в ответ, то ли соглашаясь, то ли соболезнуя.
Потом Хлыстов понял, что он до сих пор соединен кабелями с пылающим горячими цветами агрегатом. Это без него, как говаривал святой Ипат (а ныне – покойник), Единение невозможно. Это что-то вроде динамо-машины, к которой разрозненным уродцам нужно подключиться, дабы обрести целостность.
Он стал отрывать от себя потрескивающие электричеством клеммы. Между делом обратил внимание, что в новом видении шерсть Многоглазого – не черная, слипшаяся масса. Теперь каждый покрытый секретом волосок имел собственный цвет, а по шерсти пробегали голубые разряды. Это было красиво даже с точки зрения человека.
На последнем кабеле имелось что-то вроде наконечника. Наконечник, как рыболовный крючок, застрял в человеческом нёбе: ни туда, ни сюда. Хлыстов пытался вынуть его с возможной осторожностью: Вершитель предупредил, что наконечник соприкасался с его, Хлыстова, мозгом. Когда ему надоела эта возня, он просто рванул двумя руками за кабель. Вопреки ожиданиям, всё обошлось без крови
Он чувствовал себя прекрасно. Сильный и даже могучий, бодрый и преисполненный жаждой действия. Правда, он подозревал, что отсутствие двух элементов Дома чревато серьезными нарушениями в слаженной работе сборного организма. Но в то же время что-то ему подсказывало, что двое «бродяг» не заставят себя долго ждать. Просто знал это и пока ни о чем не беспокоился.
Пора было познакомиться с оборудованием хозяев…
Нет. Теперь уже своим оборудованием.
…выяснить, каким образом он сможет переместить свою видоизмененную сущность на Землю…
1
– Букашки-таракашки, мазелька. Маленькие такие, гаденькие такие… Полюбуйся-ка сама!
Гаврила передал бинокль Еве. Баронесса проглотила «мазельку» без тени недовольства. Заглянула в окуляры, изменила фокусное расстояние так, чтобы не дать маху со своим подпорченным зрением, и высунулась из-за скалы.
– Легче, барышня! – Гаврила схватил ее за талию и потянул вниз, заставив сесть на щебень. – Смотри, чтоб стеклышки не блеснули!
– Убери волосатые лапы! – шикнула на боцмана баронесса. – Не вчера родилась, сама знаю!
Боцман ухмыльнулся, сверкнув белыми зубами. Несмотря на то, что их жизни висели на волоске, несмотря на то, что они так нелепо угодили в ловушку, боцман не унывал. Да и девчонка, которую посчастливилось откопать легкому на руку Рудину, тоже держалась молодцом. Видать, довелось хлебнуть лиха, и теперь ее ничем не напугать. Что, наверное, и к лучшему, ведь пугаться есть чему.
Ева сразу узнала Ярину. Малолетняя мерзавка шагала впереди колонны, длинная шинель волочилась по земле, рукава были подкатаны, на мальчишеском лице пылал румянец, глазенки сверкали, ведь вокруг нее – всё мужики да мужики. Причем какие! В два раза выше, в два раза старше, в три раза тяжелее.
А колонна – как будто муравьи бегут через пустыню, это Гаврила правильно подметил. Все они одинаковые – рыжие, запорошенные ржавой пылью. Все злые и целеустремленные. И их очень много…
Так и столкнулись они в пустоши: почитай, носом к носу. С одной стороны – Гаврила и Ева, с другой – рыжие «муравьи». Единственное место, которое могло бы послужить укрытием (оно им впоследствии и послужило), – это кольцо невысоких скал, выпирающих из песчано-щебенчатой глади. Сидели теперь Гаврила и Ева тихо-тихо, как мышки, и молились, чтобы «муравьиный» поток миновал их, чтобы никому не взбрело в голову сунуть нос внутрь чаши, образованной скалами.
«Муравьи» шли не быстро и не медленно, они весьма расчетливо расходовали силы. Многие были вооружены винтовками, остальные – или топорами, или кольями. Не изменяя своим традициям и предпочтениям, людоеды вели на цепи двух босоногих оборванцев. Человек десять катили, переругиваясь, телегу. Это «транспортное средство» люди Ипата собрали из всего, что смогли отыскать в пустошах. В итоге получился обшитый железом монстр, с колесами, сколоченными из досок. На телегу было водружено что-то громоздкое, бережно укрытое выгоревшим под нездешним солнцем брезентом.