Ржевский 6
Шрифт:
— Что ты задумал?! — аль-Футаим не то чтобы встревожилась, но однозначно разволновалась.
— Верь мне и верь в меня, — блондин серьёзно посмотрел ей в глаза и на мгновение стал тем, другим.
Взрослым, мудрым и каким-то нездешним.
— Мне помогает, что он рядом, — имея ввиду Дмитрия, заметила близнецу Мадина. — Были б сейчас с тобой вдвоём, уже б с ума сошла.
— Та же фигня, — откровенно отозвалась принцесса, затем обратилась к спутнику. — Ржевский, а ты точно не менталист? А то мне сейчас по всем правилам нужно волноваться. Настолько,
— А-га-га-га-га! — кое-чьё жизнерадостное ржание было настолько оглушительным, что вещавший с трибуны интриган даже поперхнулся последней фразой.
— Вот к этому я и веду, Ваше Величество! — несмотря на безупречные слова, взгляд старика говорил о многом.
Он явно видел себя контролирующим ситуацию, эдакой кошкой, играющей с мышатами.
— Мы не уверены, что вы справитесь! Мы тоже имеем право голоса по сложившимся традициям и правилам!
— Династический регентский совет имеет право отдавать царствующую монархиню замуж и без её согласия — если она уже вступила в права на престоле! Смотрите старые законы Эмирата! — подхватил кое-кто из зала.
— Вот и массовка подъехала, — угрюмо констатировала Наджиб. — Ради этого спектакль и затевался.
— Да ну?! Какая-то фигня же?! — Ржевский недоуменно посмотрел на каждую из них по очереди. — Кучка старых маразматиков, закрывшись с вами в комнате, за четверть часа может натворить столько беспредела?! Только потому, что ваши мамы одного из ваших пап допрашивают?!
— Коротко: да. — У менталистки не было времени долго объяснять очевидное. — Просто ты нездешний.
Накатывало то же самое состояние, как и когда они впервые встретились на красной дорожке в Соте.
— А личное пространство и права? — Дмитрий словно с азартом уточнял правила карточной игры.
— Нет у женщины никакого личного пространства, — лаконично сформулировала принцесса. — Есть дом отца до замужества и дом супруга после. Меня раньше не касалось, а теперь…
—… и последнее! Вы настолько погрязли в делах куффаров там, на севере, Ваше Величество! — аль-Мактум победоносно оглядел их часть стола. — Что не стесняетесь даже этого неверного рядом с вами! Кого вы сюда привели и по какому праву?!
— Мужик, я тебя долго слушал. — Ржевский неожиданно заговорил на их языке, хлопнув ладонью по столу и перебивая старика. — Сейчас ты помолчишь и послушаешь меня.
— Кто ты такой?! Кто разрешил говорить неверному?! Кто его вообще сюда пустил?! — учитель отца отыгрывал спектакль, скрупулёзно рассчитанный именно на присутствующую аудиторию.
— Б**. Теперь даже те из Совета, кто колебались, его поддержат. Сердце ухнуло в пятки, — вздохнула Мадина.
— Вопрос первый. — Ржевский поднялся и демонстративно потянулся. — Я здесь впервые, потому спрошу в лоб: а с чего ты взял, что я неверный?
— Вот это тишина, — на грани слышимости просипела аль-Футаим, тоже не разлепляя губ.
— И магрибский акцент, — подтвердила Наджиб. — Внешность, конечно, подкачала, но мало ли…
— Ты — правоверный?! —
Ржевский спокойно огляделся по сторонам, развёл руками и расстегнул ремень штанов:
— Ну давай посмотрим вместе.
Гробовое молчание. Кажется, в его родном языке это называется именно так, самонамбулически подумала менталистка.
Происходящее настолько не укладывалось ни в какие рамки, что никто из присутствующих не знал, как реагировать.
— Остановите его! — аль-Мактум первый протёр мозги и возмущённо замахал руками с трибуны. — Эй, что ты творишь?!
— Ну а как мне тебе что-либо доказывать?! — встречно возмутился Ржевский. — Ты делаешь заявление, так? Я предпочитаю материальные свидетельства, — здесь его возмущение сменилось на то самое беспричинное веселье. — А другого материального, — он выделил слово интонацией, — доказательства лично я представить не могу. А ты? — блондин наивно-наивно захлопал ресницами.
Его руки тем временем расстёгивали штаны дальше.
— Как мне тебя всегда в такие моменты треснуть хочется, а сейчас впервые — поцеловать, — тихо озвучила Мадина.
— Эй! Достаточно будет правильных слов! — аль-Мактум попытался конструктивно сохранить приличия в целом.
И для своих, и для чужих.
Ржевский ещё раз недоуменно пожал плечами, посмотрел на старика как на идиота и спокойно произнес шахаду: «Нет бога кроме Аллаха и…».
Ещё одно гробовое молчание.
— Штаны застегни, — проскрипела углом рта аль-Футаим. — Не надо ничего из них доставать. Пожалуйста.
Кажется, кое-кто с той стороны её услышал. И даже поддержал.
— Мы на такое не рассчитывали, — прозвучало из группы соратников в адрес учителя отца. — Юноша, а кем вы будете Далие аль-Футаим? И по какому праву вы занимаете место рядом с ней?..
— Как тебя зовут?! — аль-Мактум был более прямолинеен.
Мадина зашептала быстро-быстро, потому что мысли присутствующих (их части, как минимум) видела лишь она:
— Магрибский акцент. Старики недоумевают, но такое не подделаешь: когда язык человеку родной, чужаку ТАК не сыграть.
Аль-Футаим к этому моменту уже справилась с собой и тихонько фыркнула.
— А что блондин с голубыми глазами, то мало ли кто, где и когда гулял, да в каких краях. — Продолжила менталистка. — И с кем. Рождение детей — дело такое, тайнами более укутанное порой, чем сокровищница эмира…
— Хм, — Ржевский впечатлился ходом мыслей стариков и озадачился, что-то просчитывая.
—… особенно когда двадцатилетняя жена рожает от своего восьмидесятитрёхлетнего мужа; это сейчас конкретно аль-Мактум думает! Наконец-то пробилась через его блок, — она перевела дух. — А уж то, что житель Соты Дмитрий ибн-Иван Ржевский мог оказаться уроженцем Магриба — скажем прямо, не невероятно, с такой-то фамилией. Они по мужской линии много на что горазды были. Что там из Соты до того Магриба? Бешеному кобелю три тыщи вёрст — не крюк, это снова аль-Мактум.