С чего начиналось
Шрифт:
С горечью говорил мне член рейхстага о том, что национал-социалисты развращают молодёжь и хотят превратить её в животных.
И, видимо, Гитлеру это в какой-то мере удалось.
Один из стоявших рядом со мной и тоже переживавших виденную картину в раздумье произнёс:
– Вспомните выступления Геббельса, когда он изгонял из лексикона своих слушателей даже само слово «культура». «Когда я слышу слово «культура» – я хватаюсь за револьвер», – говорил он.
Да, подумал я, прошло менее десятилетия с тех пор, как Гитлер пришёл к власти, – и вот результаты: эта колонна не то людей, не то зверей,
Не вышло!..
Встречи с А.А. Фадеевым
С Александром Александровичем Фадеевым я был знаком с начала двадцатых годов, когда он некоторое время учился в Московской горной академии, там же, где и я. Но потом наши пути разошлись. Фадеев целиком ушёл в литературу, я – в науку, в производство и во многое другое, что связано с этими областями человеческой деятельности.
И так уж получилось, что в военные годы я, пожалуй, встречался с Фадеевым чаще, чем в предвоенные. Иногда он по старой дружбе заходил ко мне в Комитет стандартов. Как-то – это было, вероятно, в феврале или в марте 1945 года – мы вместе шли по улице.
– Только что вернулся из Донбасса. Пишу новую вещь, – сказал он мне. – Обнаружилась героическая эпопея с трагическим концом о работе группы нашей молодёжи в тылу у гитлеровцев. Без волнения нельзя слушать, что совершали юноши и девушки в тылу врага. Не знаю даже, как удастся мне все это изложить. Одним словом, начинаю писать повесть. Условно назвал её «Молодая гвардия».
Мы расстались с Фадеевым у здания ТАСС.
А через неделю снова встретились. Случайно, просто на улице. Он шёл вместе с Сергеем Михалковым и Валентином Катаевым. Раньше я ни с одним из них не встречался и не был знаком.
– Знакомьтесь. Мой друг по Горной академии – учились вместе, – представил меня Фадеев.
День был тёплый, солнечный, с улицы в промёрзшие за зиму дома не хотелось уходить. Мне было по пути, и дальше мы пошли вчетвером. У Фадеева настроение было хорошее, он все время шутил и подтрунивал над Катаевым. Катаев был, видимо, немного простужен и постоянно сморкался, вынимая из кармана что-то длинное и никак не похожее на носовой платок.
– Во что это ты сморкаешься? – спросил Фадеев.
– В штору для окна.
– Это что же, для оригинальности, что ли? – вновь спросил Фадеев.
– При чем тут оригинальность? Просто забыл положить в карман носовой платок и решил не возвращаться за ним домой, а купить. Зашёл в магазин и спросил, нет ли носовых платков, а продавщица на меня так посмотрела, как будто бы я попросил её дать мне говорящего карася. «Что вы, не знаете, что ли? Их уже несколько лет нет». – «Тогда дайте мне кусок какой-нибудь мануфактуры», – сказал я. «Мануфактурой не торгуем, у нас только готовые вещи». Я увидел на полке что-то изготовленное из ткани и спросил: «А это что там лежит у вас?» – «Это шторы для окон». – «Дайте мне одну». – «Продаём только парой». Пришлось платить за пару, а взял одну. Вторую оставил на прилавке, сказал, что зайду за ней, когда первую использую. А знаете, удобно – кусок большой, всегда найдёшь сухое место.
Все рассмеялись.
– Тебе ещё повезло – штора подвернулась, а если бы это было
Катаев молчал и тщательно втискивал в карман штору.
Я спросил Фадеева, как у него продвигается дело с «Молодой гвардией». Улыбка моментально сошла с его лица. Он нахмурился и, наконец, произнёс:
– Трудно пишется.
Михалков и Катаев распрощались с нами, а мы с Фадеевым пошли дальше. Я заметил, что говорить ему было тяжело, но все же, наверно, хотелось поделиться своими затруднениями.
Некоторое время шли молча.
Затем Фадеев заговорил:
– Богат наш русский язык, а вот слов, нужных для того, чтобы писать о героизме этой молодёжи, не могу найти. Три строчки напишу, а пять вычеркну. Для того, чтобы эту вещь писать, нужны не чернила, кровью сердца писать надо!
Передо мной был совершенно другой Фадеев, не тот, кто ещё несколько минут назад шутил с Катаевым и заливался раскатистым смехом. Сейчас он был серьёзен, собран, почти суров.
– Какие это люди! – повторил он несколько раз. – Я тщательно опросил многих, кто их хорошо знал. Собрал большой материал о героических подвигах молодогвардейцев. Но не знаю, справлюсь ли с этим делом. Хотя у меня две главы и написаны. Пишу третью, но как начну перечитывать написанное, так переписываю вновь.
Мы дошли до улицы Горького.
– Ты в свой комитет?
– Да.
– Я тебе позвоню на следующей неделе. Хотелось бы поговорить.
Глаза у Фадеева горели таким огнём, которого я раньше в них не замечал.
А через неделю он позвонил мне в комитет:
– Хотел бы почитать то, о чем я тебе говорил на прошлой неделе. Первые три главы у меня отработаны. Может быть, можно было бы у тебя собраться, как тогда, в Горной академии. Я бы почитал, а вы послушали. Хорошо, если бы ты собрал тех, кто слушал мои прежние вещи. Так хотелось бы почитать эти главы тем, кто слушал когда-то и «Разгром», и «Последнего из удэге»,
В давние годы свои первые вещи Фадеев читал у меня. Я первым из нашей группы женился, и у меня была небольшая отдельная комната в студенческом общежитии.
Стали вспоминать, кто был на тех, давних читках: Иван Тевосян, Иван Апряткин, братья Блохины, Алексей и Николай, Феликс Зильбер.
– Попробуй связаться с ними, тебе это проще, чем мне, – попросил Фадеев.
Я согласился, хотя и предупредил, что это теперь не так-то просто: раньше слушали студенты, а теперь все они – люди, занимающие крупные посты, и у каждого времени в обрез.
– А ты все же попытайся! Так хочется именно им почитать!
Мы распрощались, условившись снова созвониться. Иван Тевадросович Тевосян, когда Фадеев читал свою первую вещь, повесть «Разгром», был студентом. А теперь он – нарком. Найдёт ли он хоть несколько часов свободного времени, чтобы прийти и послушать Фадеева? Вряд ли.
«Попробую позвонить», – решил я.
В телефонной трубке услышал знакомый голос:
– Ты же знаешь, как трудно выкроить время, Боюсь подвести.
Тевосян и раньше всегда был занят. Когда другие студенты шли в кино или в театр, он обычно отказывался. Всегда был занят. Если не сидел за книгой, то находился на заседаниях в райкоме, или на партийных собраниях, или совещаниях где-нибудь в районе.