С четверти первого до полседьмого

Гедымин Анна

«Болью в сердце отозвалось…»

Болью в сердце отозвалось: Отчего мы с тобою врозь? Как же это вдруг получилось В не жестокой, в общем, судьбе? Для того ль я шутила, снилась И так нравилась долго тебе? Появлюсь из-за поворота, Всё скажу тем, кто рядом живет! И не факт еще, что кого-то Эта правда моя убьет… Но как взглянешь — с мольбою, с печалью — Прямо в смутную душу мою, Сразу всё тебе обещаю: Не приду, не скажу, не убью…

«Я знала, что предашь…»

Я знала, что предашь. Но я тебя люблю. Боль от тебя милее чьей-то ласки. Я

без руля плыла, подобно кораблю Пред гибелью. Да только без опаски. Я принимаю боль. Влюбленных просто бить — Душа их неувёртлива прямая. …Уже нельзя понять, чтобы, поняв, простить, И хочется простить — не понимая…

«Вспомню: клен позолоченный…»

Вспомню: клен позолоченный в небо глядит, не мигая, Занимаются сумерки, пухнет дымок над трубой… Это жизнь моя — сладкая, жалкая — набегает, А потом — отступает. И все. И не будет другой. Морщат реку жуки, колобродит веселая рыба, Сено, россыпь черничная — всех и не вспомнишь потерь. Но останутся светлыми дни на обочине взрыва, А не в центре его, эпицентре его — как теперь. Время шло — и ушло. Так душа вылетает из тела. Так в колодце единственном вдруг иссякает вода. Я любила тебя. Я тебя потерять не хотела. (Жаль, что все позади!) Я любила тебя — навсегда.

«Я жену твою не обижу…»

Я жену твою не обижу, Как бывало в прошлом году, — Даже в снах тебя не увижу! Даже близко не подойду! Мне, змеюге, вырвали жало, Кровь моя обратилась в лед. Что ж глядишь на меня так жадно Все мечты свои напролет?..

«Где, обреченный на неуспех…»

Где, обреченный на неуспех, Падает первый снег И, вызывая то гнев, то смех, Занимается век, Где упоенно, влажно, темно В вазе гибнут цветы, — День забредает в мое окно, Посторонний, как ты. Дым расплывается по реке, Костенеет вода… Ты забывай меня вдалеке — Медленно, навсегда. Даже когда заскулит в трубе Ветер — сильней зверья, Ты не подумай, что по тебе Стонет душа моя…

Любовь

Не ту, что, празднично-светла, Меня спасла, А ту, которая была Слепа и зла, Ту, что измучила меня, Повергла в тьму, Я, вместо адского огня, С собой возьму…

«Наговориться не могли…»

Наговориться не могли И наглядеться не могли. Стояло озеро вдали Над кромкою земли. Струились ночи, как вино, И дни мелькали сквозь окно, Листва меняла масть. Иссякло озеро давно… Но было нам не суждено Друг другом за короткий век Налюбоваться всласть…

«В малиннике — змеи…»

В малиннике — змеи. Любой наполняющий миску, Корзинку иль что там, незвано пришедший извне, Охотником будучи, сам подвергается риску, — Становится жертвой с малиною наравне… …Когда мы бредем с тобой, за руки взявшись и взглядом Друг друга лишь трогая, не различая тропы, Я тихо кричу: «Осторожно! Возмездие рядом! В малиннике — змеи, любимый! На стеблях — шипы…»

«А у сына — твое…»

А у сына — твое выраженье лица, движенья, Лишь от осени — желтоватая прядь. Каково мне, выбравшейся из вражьего окруженья, Обернуться — и вновь перед прошлым своим стоять! Даже

страшно смотреть, до того вы видитесь оба В одном лице. Вот ведь каверзное волшебство! Каково мечтавшей любить этот облик до гроба В самом деле до гроба обреченной любить его! Поспевает подсолнух. В нем растенье и солнце — двое. Горизонт так отчетлив, словно впрямь он — последний край… «Отпусти! Отпусти!» — умоляет сердце седое. Воспаленная память заклинает: «Не отпускай!..»

«Смуглый сентябрь за окном…»

Смуглый сентябрь за окном, В чашке — лиловая слива… Будет ли в мире ином Так же красиво?.. Темная теплая тишь, Вьется дымок аккуратно… Как ты по листьям летишь — То от меня, то обратно — Буду ль смотреть и смотреть? А в промежутке Будет ли так же болеть Сердце за сутки?

«Ты для меня…»

Ты для меня Больше, чем беда, Больше, чем вода В пересохшей округе. Ты для меня — И шальная толпа, И лесная тропа, И друзья, и подруги. Давай Сядем, как в детстве, в трамвай, Чтобы лужи и брюки клеш! Давай Ты никогда не умрешь! Лучше уж я… И стану для тебя Солнцем над головой И лохматой травой У ограды. Чтоб все подруги твои И все супруги твои (И даже мама твоя!) Мне были рады.

«Привыкла…»

Привыкла! Себе проливными ночами шептать: «Не реви!» Горьким истерзанным ртом. Как дико Твои прошлогодние письма читать о любви, Зная, что будет потом!..

«Убежать от постылого мужа…»

«Убежать от постылого мужа…» — Эта песня слагалась веками. Отражаются ангелы в лужах Облаками… «Стану я медоносной травою Для тебя, мой любимый, горячий!» Только небо над головою Не спасет уж теперь и не спрячет… Неужели могло быть и хуже? Неужели все это со мною?.. Убежать от постылого мужа — Возвратиться ничейной женою…

«Любовь прошла — и не сыскать следа…»

Любовь прошла — и не сыскать следа. Лишь память гонит волны предо мною, Как темная венозная вода, Что в реках подымается весною. Любовь была нешибким ручейком, Худым потоком, резвым только в мае, А вспомнишь про нее — и в горле ком, Как будто впрямь стремнину вспоминаешь…

«Как мы смешны, когда в сужденьях скоры…»

Как мы смешны, когда в сужденьях скоры! Сказал: «Забудь!» — и с этого-то дня Я не одна, со мною тот, который Который год уходит от меня. Объединяет нас все крепче, резче Чудная эта общая беда: При деле он — он собирает вещи, При деле я — прощаюсь навсегда.

«Три года без любви…»

Три года без любви… Оплакивали стены Убогий мой уют, похожий на беду. Но ясно мне теперь, какие хризантемы, О Господи, растут в Твоем саду. Их трудно не узнать. Их из небесной чащи (Под курткой схоронив, роняя на ходу) Тот для меня украл — насмешливый, летящий, — С кем, видимо, теперь я в рай не попаду. Ну, пусть хоть на земле. При нем горят зарницы, Судьба меняет ход и рушатся дела. А как свежи цветы! И солнце сквозь ресницы… Три года — без него! Ну как же я могла!