С чистого листа
Шрифт:
– Что она означает?
Он перевел взгляд на свою руку вроде бы с удивлением:
– Означает? Ничего. Просто красивая картинка.
Насчет «красивой» согласиться трудно, впрочем, о вкусах не спорят. Крылатое чудовище с разинутой пастью. Жуткая мерзость, по-моему, но мужчинам такие тату нравятся. Взгляд мой против воли то и дело возвращался к его запястью, с возрастающим беспокойством я как будто пыталась что-то вспомнить… Алексей поднялся, подхватил рубашку и продолжал пить кофе уже в ней.
Деревня появилась из-за поворота внезапно. Поначалу я
– Красивое место, – заметила я.
Мы притормозили возле ближайшего дома. Окно на веранде было открыто, и в нем показалась бабуля лет восьмидесяти в белом платочке, смешно повязанном концами вперед.
– Здравствуйте! – крикнул Алексей. – Не подскажете, в каком доме живет Лариса Омельченко. Или Самсонова?
– Крайний дом с той стороны, – ответила бабуля. – Розовой краской крашенный.
– А если Павел здесь? – вслух подумала я.
– Тем лучше, – отозвался Алексей.
Очень скоро мы увидели дом задорного розового цвета. Обычный деревенский дом, у крыльца качели, возле палисадника яркая песочница из пластмассы, в ней сидел четырехлетний малыш в панаме в горошек и с увлечением рычал, изображая работу двигателя, в руках у него был игрушечный трактор.
Мы вышли из машины, Алексей направился к песочнице.
– Привет, пацан. Как тебя звать?
– Павлик, – ответил тот, глядя на него с любопытством.
– Давай руку, Павлик.
На крыльце появилась молодая женщина с темными волосами, заплетенными в косу. Красивое лицо с тонким носом, в карих глазах тревога.
– Иди в дом, – спокойно сказал Алексей, приблизившись.
Словно под гипнозом, она попятилась, не сводя взгляда с его руки, которой он держал мальчика. Друг за другом мы вошли в кухню. Женщина замерла посреди комнаты, я осталась стоять у двери. Алексей сел на стул возле окна, ребенка посадил на колени, тот теребил пуговицы на его рубашке, не проявляя беспокойства, точно Алексей был ему хорошо знаком.
– Фотографии мужа в доме есть? – спросил мой спутник. Женщина инстинктивно повернула голову, проследив ее взгляд, я увидела на телевизоре фотографию в рамке. Лариса сидит на траве, прижимая к груди мальчика, рядом с ней Павел. Алексей взглянул вопросительно, я кивнула.
– Мобильный, – сказал он, протягивая руку, женщина метнулась в переднюю, схватила телефон с подоконника и отдала Алексею. Он сунул его в карман. – Теперь слушай внимательно. Мне нужен твой муж. Я не собираюсь сворачивать ему шею и денег требовать тоже не намерен. Но кое-что он мне должен объяснить. Делать этого он не захочет, придется его заставить. Поэтому сейчас ты поедешь с нами. Обещаю, что ни с тобой, ни с мальчиком ничего не случится, но только при одном условии: ты ведешь себя разумно. Не пытаешься предупредить мужа или кого-то еще. Не пытаешься сбежать, позвать на помощь и так далее. Если у тебя ума на это не хватит, я убью ребенка. И никакие заверения типа «я больше не буду» на меня не подействуют. Теперь жизнь сына зависит только от тебя.
– Но… – начала женщина.
– Заткнись, – не повышая
– Да, – едва слышно ответила женщина.
– Собери вещи себе и сыну, вы уезжаете на несколько дней.
– Но моя работа…
– Мне что, надо пацану руку сломать, чтобы до тебя дошло?
Лариса бросилась к шифоньеру, достала сумку и собрала вещи.
– Ты не слишком суров? – тихо спросила я.
– Не слишком, – отрубил Алексей.
Через несколько минут мы были возле машины. Женщина с сыном устроилась сзади.
– Мама, куда мы едем? – спросил Павлик.
– На рыбалку, – улыбнулся ему Алексей.
– Правда? А ты мне удочку дашь?
– Если будешь слушаться маму.
За всю дорогу Омельченко не задала ни одного вопроса, тихо разговаривала с сыном, прижимая его к себе. На заправке, где мы остановились, попросилась в туалет.
– Я тоже хочу, – сказал Павлик, и Лариса молча взглянула на Алексея.
– Идите, – кивнул он.
Наблюдая за тем, как она, держа сына за руку, направляется к кафе, я спросила:
– А если она все-таки…
– Нет, – покачал головой Алексей. – Она все поняла.
Должно быть, так оно и было. Вернулись они через несколько минут. Заправив машину, Алексей заглянул в магазин, принес две бутылки воды и печенье. Мальчик вскоре уснул. Когда до города оставалось километров двадцать, мы вновь остановились и пообедали в придорожном кафе. Со стороны, должно быть, мы выглядели родственниками или друзьями, никому и в голову не могло прийти, что перед ними два заложника и их похитители. Наблюдая за Ларисой, я гадала, как бы вела себя, будь я на ее месте. Неужели не попыталась бы сбежать, привлечь внимание? Откуда мне знать наверняка, если у меня нет сына? Когда наши взгляды случайно встречались, я поспешно отворачивалась. Еще одной странностью было поведение ребенка, к Алексею он относился с доверием и большой симпатией, хотя тот вроде бы ничего особенного не делал, чтобы это доверие завоевать. Когда Алексей отлучился в туалет, Лариса все-таки спросила:
– Что он натворил? – Надо полагать, вопрос касался ее мужа. И что я должна ответить? Что он пытался меня убить? Вряд ли это ее успокоит. Я молча пожала плечами. – Вы нас отпустите?
– Не сомневайтесь. Как только ваш муж расскажет нам то, что мы хотели бы знать.
– Я была уверена, что этим кончится, три года живем как на вулкане… я… – тут она заметила Алексея и замолчала.
– Запрет и на нее распространяется, – кивнув в мою сторону, произнес он.
Войдя в дом, Лариса огляделась.
– Куда идти?
– Идти? – удивился Алексей. – Дом в вашем распоряжении, можете купаться, гулять в лесу. Повторять угрозы я не намерен. Но шанса все переиграть у тебя не будет. Глупые мысли, что муж тебе поможет и вы где-то спрячетесь, гони сразу. Не спрячетесь. И винить в своем несчастье ты сможешь только себя.
Перестав обращать на нее внимание, Алексей вышел из дома, я последовала за ним. Он достал телефон Ларисы и очень скоро нашел то, что искал, – номер мобильного Павла. Ответил тот незамедлительно.