С именем ветра
Шрифт:
– Это она? – посмотрела на него Мира, не выпуская из рук страницы.
– Это черновик. Не стоит его читать, - тихо проговорил Шейн, но Мистраль, казалось, его не услышала. Она снова наугад взяла стопку листов и перевернула.
«… Подросток в своей уже традиционной черной мешковатой одежде и бесформенной шапке метался по пляжу, пиная песок, подбирая камни и с яростью швыряя их в волны…»
Взгляд Миры уцепился за эти слова, руки замерли. Шейн стоял, боясь пошевелиться. Ему нужно было броситься вперед
Мистраль снова перевернула листы.
«… Она писала про детство девчонки сорванца, про шрам на затылке от падения с дерева. Писала про занятия музыкой и танцами в школе. И про волосы, которые не отрезала, потому что без них её бы чаще принимали за мальчика-подростка…»
«…Боковым зрением я видел, как она взяла телефон и стала набирать текст. Я ждал. Она протянула мобильник, и прочитанное ненадолго выбило меня из колеи.
«Мой парень изменял мне, потом попросил у меня «перерыв» и спустя пару месяцев женился на любовнице. И я потеряла дар речи. В прямом смысле»…»
Её рука начала дрожать.
– Шейн, что это? – тихо спросила она.
– Эм… - он с шумом выпустил воздух, – это не окончательный вариант.
– А в окончательном варианте это есть?
Он молчал.
– Шейн?
– Есть, - выдавил Шейн, запуская руку в волосы.
– Когда ты собирался мне сказать?
Снова молчание.
– Ты не собирался, да? – Мира потрясено села на кровать. – Ты всё это время следил за мной, записывал каждое моё слово и не собирался мне говорить?
– Эм, всё не так. Я не собирался записывать твои слова…
– Ты вытягивал из меня информацию, а потом уходил к себе и всё записывал! – голос Мистраль стал срываться на крик. – Я была интересным объектом исследования?!
– Не говори так, - Шейн сморщился, как от боли. – Я просто стал описывать Корнуолл, Монк-Бэй, свою жизнь… и сам не заметил, как моей соседке в этом рассказе стало уделяться всё больше места…
– И ты решил, почему бы не раскрутить эту историю? Это же так забавно! Непонятная девчонка, немая, прячется в корнуолльской деревушке!
– Эм, не надо…
Но Мира уже не могла остановить свои мысли. Они, как шестеренки, завертелись у неё в мозгу.
– Ты мне врал! Ты всё это время мне врал!
– Я тебе не врал! – голос Шейна тоже стал подниматься.
Мира встала напротив него и ткнула пальцем в книгу.
– А как это называется?
– Я просто не рассказывал тебе всего! По сути, это единственное, что я утаил!
– Ты утаил то единственное, что было по-настоящему важно! Ты пытаешься нажиться на моём несчастье! Тебя поджал твой издатель, ты увидел во мне интригу и стал рассматривать, как жука под микроскопом! А было ли у нас вообще что-то настоящее, или это всё твоя разведывательная кампания?
– Не было никакой кампании! – воскликнул Шейн, и, пытаясь как-то спастись, заявил: - Ты мне тоже не всё сказала! Как насчет того, что я до сих пор не знаю, как тебя зовут? Ты не захотела сказать, я не стал давить. Но моя родня уже спрашивала о тебе, мне пришлось уйти от темы. Что я скажу? Что тебя зовут Эм? Это сокращенно от Эммы? Нет, это тринадцатая буква алфавита! Потому что я не знаю, как зовут
Наступила гнетущая тишина. Где-то на задворках сознания у Миры мелькнула мысль, что Шейн прав, но мысль была настолько далёкая и так сильно глушилась эмоциями, что Мистраль проигнорировала её.
Они стояли и долго смотрели друг другу в глаза.
– Я избавлю тебя от этого щекотливого вопроса, - наконец тихо проговорила Мистраль. – Тебе не придется никому ничего рассказывать.
Она вылетела из спальни, схватила куртку и исчезла за дверью
Шейн словно прирос к месту. До него медленно доходил смысл её последних слов, а когда он осознал весь масштаб катастрофы, бросился вслед за нею. Но опоздал. Такси с Миледи на заднем сиденье уже отъезжало от дома.
12
Шейн звонил. Много и часто. Но Эм ни разу не сняла трубку. Скорее всего, его номер уже был в черном списке. Ни одно его сообщение не было прочитано, в какой бы мессенджер он ни написал. А писал он много и во все известные ему мессенджеры. Дверь квартиры ему никто не открывал ни утром, ни днем, ни вечером. Она исчезла, это она умела делать на профессиональном уровне.
Шейна с самого начала терзало чувство вины. Он знал, что не пишет ничего плохого, он был уверен в своей книге. Шейн не сомневался, что она будет хорошей еще с первых страниц. Но ему все время казалось, что он поступает не честно. Надо было спросить разрешения, намекнуть, дать почитать черновик. Но ему было страшно. Взаимопонимание между ними было чем-то очень ценным, Шейну не хотелось его нарушать. Он боялся, что она не поймет. Он успел узнать её, понять её импульсивность.
И поэтому ничего ей не сказал. Шейн хотел, чтобы она увидела настоящую книгу, в обложке, а не этот черновик, который к тому же подвергался исправлениям. И как же он ошибся. Если бы он сказал ей раньше, мягко, аккуратно, то возможно всё обошлось бы. А сейчас было поздно. И самое ужасное в этом всём то, что он начал считать Эм своей. По правде говоря, он уже давно считал её своей. В глубине души он понял это, когда всю ночь ехал из Корнуолла в Лондон, у Шейна было шесть часов ночной дороги для размышления. Он анализировал свою реакцию на её отъезд и глупый порыв, заставивший собрать чемоданы и броситься следом. Уже тогда эта девчонка с длинными вьющимися волосами успела хорошенько обосноваться в его жизни.
А теперь она ушла. Насовсем. Если бы можно было и в этот раз сесть в машину и проехать триста миль ради неё, Шейн сделал бы это. И даже тысячу миль, и две тысячи. Но сейчас их разделяло всего полторы, и они были целой пропастью.
Шейн очень хотел перестать бриться и выходить из дома, но эта злосчастная книга должна была выйти со дня на день, и у него была куча обязательств. Он уже потерял одну часть своей жизни, терять доброе отношение Майкла желания не было. Шейн каждый вечер стал наведываться в «Мистраль» в надежде хоть издалека увидеть Эм, но и там её не было. По крайней мере, на сцену она не выходила. Подслушав разговоры завсегдатаев, Шейн узнал, что Миледи, которая раньше очень часто либо пела, либо участвовала в танцевальных постановках, как-то вдруг перестала радовать поклонников своим талантом. Одни говорили, что у неё появился бойфренд, другие возражали первым, что бойфренд её наоборот бросил. Обычно, возвращаясь из клуба, Шейн приносил домой дешевое вино в пакете, выпивал и падал в кровать. А наутро собирал себя по кускам.