С каждым вздохом
Шрифт:
— Снова болит голова? — спросил он.
— Все нормально, — хриплым голосом ответила она.
Он нахмурился, но не стал спорить.
Вместо этого, он протянул ей ее сумку и замер. Он удивленно смотрел на порог, а затем отдернул руку. Движение было менее, чем спокойное. — Вы забыли свои вещи, — сказал он. Он снова стал протягивать ей сумку, но видимо не мог.
— Что-то не так? — спросила она.
Он сделал шаг назад. — Что-то в вашем пороге… что-то, что… — снова начал говорить он, но потом покачал головой. Он глубоко
Конечно. Он бы не приехал проведать ее без причины. Она забрала у него сумку и прижала к груди.
— Спасибо, — только и могла сказать она.
Он колебался.
— Я могу что-нибудь сделать для вас?
Она закрыла глаза. Да, обнять меня и никогда не отпускать.
Но она пробовала это недавно, и результат получился не очень хороший.
— Я устала, — сказала она. — Мне надо лечь.
— Конечно…
Она закрыла дверь перед его лицом, прежде чем он смог сказать что-то еще, прежде чем ей пришлось смотреть на него дольше, прежде чем она начала рыдать так громко, что это испугало бы его. Она развернулась и, прижавшись спиной к твердому дереву, соскользнула на пол.
Она не могла сделать этого. Она не могла еще раз встретиться с ним. Она просто могла не перенести еще одного ничего не выражающего взгляда, словно она была просто еще одной женщиной на его пути.
Она подняла руку и закрыла дверь, затем поползла по полу к кровати. Сани вытащила пледы камерона из-под подушки, завернулась в один за другим, и легла на покрывала.
Девушка закрыла глаза и не стала обращать внимания на жгущие щеки слезы. Все что она хотела, это найти причину оставаться в Шотландии.
Все, к чему она пришла — это причина сбежать отсюда как можно быстрее.
Глава 14
Камерон выиграл последнее очко у Джона, оперся подбородком на меч и провозгласил окончание поединка. Он вытер краем рубашки пот с бровей и глубоко вздохнул. Он очень часто, стараясь отвлечься, приходил в студию к Джону. Вообще-то, за последние два дня он был у Джона безумное количество раз, в поисках все того же. Он не мог сказать, достиг в этом успеха или нет.
Джон снял маску и сунул ее под мышку. — Когда ты расскажешь мне, где научился так орудовать мечом?
Камерон подавил желание неуверенно переступить с ноги на ногу. Он избегал этого вопроса многие годы, но возможно это был только вопрос времени, когда Джон устанет от его уверток. Он пожал плечами. — Я просто поднимаю его, так или иначе.
— Чушь, — серьезно сказал Джон. — Ты пришел в мою студию семь с половиной лет назад…
— Приполз, — исправил Камерон.
— Приполз, — признал Джон. — Ты приполз, и за все эти годы, никогда не просил меня научить тебя чему-то, никогда ничего не просил, в отличие от других. Неужели ты до сих пор не можешь доверить мне правду?
Камерон рывком положил рапиру на плечо.
Джон изучал его. — Но оружие было не рапирой, верно? Я знаю, что, когда ты пришел сюда, ты просто согласился взять это оружие. Но мне кажется выбор пал на рапиру, только потому, что только ты ее мог поднять. Это не твой выбор оружия, не так ли?
Камерон бросил в него раздраженный взгляд. — А здесь есть и другие мечи?
— Мы в Шотландии. Я видел — и держал в руках — все виды. Еще мне кажется странным, — продолжил он без колебания, — то, как ты и Ян МакЛеод сражаетесь — особенно принимая во внимания, что ты только что сказал, что не у него учился фехтовать.
Камерон заставил себя пренебрежительно фыркнуть. — Пинта в пабе, дружище, вот ответ на все твои вопросы. Спасибо за тренировку. Я в ней крайне нуждался сегодня.
— У меня есть пара старинных палашей, — неумолимо продолжал Джон. — Если тебе интересно.
Камерон заставил себя сохранить ничего не выражающее лицо. — Когда ты решишь, что я равный этому вызову, дай мне знать, я подумаю над этим.
Джон только стоял, молча наблюдая за ним.
Камерон энергично кивнул, схватил ключи и очки и насколько возможно небрежно пошел к машине.
Он не любил такие предположения.
Камерон бросил рапиру на пассажирское сиденье, опустил стекло и поехал домой. Посмотрел на часы и выругался. Он очень опаздывал.
Попытка отвлечься от женщины, которую не знал, и которую ему не следовало знать, заняла время.
Ему следовало бы вдавить педаль газа в пол, но он обнаружил, не в первый раз за прошедшие два месяца, что не очень стремиться домой, когда там Пенелопа.
Так как был обручен с женщиной, которую знал, и жениться на которой не хотел.
Камерон вздохнул и, пока ехал, свесил руку из окна. Даже притом, что он не особо хотел Пенелопу, у него были неопровержимые доводы продолжать их помолвку. Так что возможно и неважно, любил ли он ее. Но с уверенностью можно было сказать, что она не любила его.
Но размышления об этом причиняли ему острую головную боль. Так что Камерон решил, что для безопасности всех тех, кого он мог встретить на дороге, он просто не будет думать о Пенелопе. Он не трусливо избегал этих мыслей, просто был практичен.
В конце концов, он Шотландец.
Сорок пять спокойных минут спустя, он въехал в гараж, выключил зажигание, и вышел из машины. Камерон вошел в дом, но держал рубашку вместо того, что бы разорвать ее на клочки как ему отчаянно хотелось. Снимать рубашку вне уединенности своей комнаты было невообразимо. Пенелопа с отвращением посмотрела на него в тот первый и единственный раз, когда он снял рубашку перед ней, так что он прекратил это делать — по крайней мере, она украшала его дом своим очарованием.