С ключом на шее
Шрифт:
— Дрянь! — доносится сверху. На Яну рушится что-то огромное, черное, блестящее, как вороньи крылья, и она успевает скорчиться, а потом страшный удар выбивает ее из скрюченного тела, и она летит, как в мультике, далеко-далеко, до самого моря.
…На высоком рыжем обрыве, над серой пустотой, тихо рокочущей прибоем, под вопли чаек Яна кое-как встает. Машинально подбирает большущий, восхитительно прозрачный халцедон, наклоняется за следующим и останавливается. Халцедонов так много, что сразу становится понятно, откуда они берутся. Яна выпрямляется и оглядывается по сторонам. Здесь ничего не растет, кроме редких кустиков ромашек, дрожащих на ветру так, что рябит в глазах.
Яна сама теперь — чужая тайна, которую нужно спрятать.
Ветер гонит по земле пушистые светлые комочки; из любопытства она подбирает один. Это клочья собачьей шерсти. Она начинает скатывать их — просто так, лишь бы занять руки. Комочки послушно сваливаются в пряжу. Она вытягивается на ветру; налетающие с моря порывы треплют нить так, что ее трудно удерживать в руках. На всякий случай Яна наматывает часть на ладонь — а потом ветер бьет с ураганной силой, нить взмывает в воздух и дергает Яну за собой.
Боль, заслонявшая весь мир, чуть отодвигается. Яна понимает, что снова может дышать, со всхлипом втягивает в себя воздух и открывает глаза. Песок колет щеку; черная поверхность Коги стоит дыбом, и к ней на боку ползет дядь Юра. Яна моргает, и мир с неслышным грохотом падает на место. Озеро — плоское, и в нем плавают клочья тумана и отражение сопки, поросшей, как медвежий бок, начинающей буреть березой. А дядь Юра просто идет к кромке воды, злобно бормоча под нос. Поводя плечами, Яна выбирается из лямок ранца и подтягивает ноги к животу.
Дядь Юра приседает на корточки у воды, и Яна тихо-тихо поднимается на локте. Он ворчит, плещет водой на живот и шипит; Яна злорадно думает, что все-таки смогла ткнуть его ножом, и ему сейчас больно, только жаль, что не так больно, как тем детям… Дядь Юра наклоняется ниже, тянет к воде сложенные ладони, собираясь умыться, и каменеет.
— Нет, — говорит он тонким голосом. — Нет-нет-нет…
Он падает на колени и пытается отползти, но не может перестать смотреть на воду. Яна понимается на одно колено, вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, что он там увидел, — а дядя Юра скулит, как щенок, и обрывки тумана над Коги становятся серебристыми, а запахи — такими острыми, что от них кружится голова; мир чуть-чуть перекашивает, и Яна улыбается. Голодный Мальчик все-таки пришел. Дядя Юра отрывисто стонет, раскачиваясь и загораживая лицо растопыренными ладонями. Яна встает, и под ногу ей подворачивается позабытый нож. Она бездумно пинает его, а потом все-таки решает подобрать. Ей просто нравится ощущение рукоятки, будто присасывающейся к потной ладони. (…лизни, говорит папа. Яна послушно прикасается к невзрачному камешку кончиком языка, и он тут же высыхает и прилипает к поверхности. У камешка вкус мела и запах пыли, прибитой первыми каплями дождя. Это опока, говорит папа и улыбается…)
Рукоятка ножа прилипает к мгновенно высохшей ладони, и Яна делает плавный шаг вперед.
— Теперь-то зачем, — лениво говорит Голодный Мальчик. Глаза у него маслянистые. Сытые. Яна перекладывает
— Я просто так, вдруг опять полезет, — говорит она.
Голодный Мальчик тихо смеется и качает головой: нет, не полезет, — и вдруг останавливается и настороженно поднимает голову. Яна различает тонкий крик, донесшийся с той стороны озера, — но сопка затянута туманом, и разобрать, кто кричит и зачем, невозможно. Голодный Мальчик прислушивается, а потом улыбается во весь рот.
— А хочешь попробовать? — предлагает он. — Я не жадный… Давай, тебе понравится. Ты же хочешь. Ты же его для этого сюда привела…
Он протягивает ей резную трубочку. Она лежит на ладони, белая и хрупкая, и очень холодная на вид, и сразу видно, что она сделана из кости. Большой кости. Может, медвежьей. Яне хочется верить, что медвежьей. Краем уха она слышит торопливые шаги и пыхтение: кто-то неуклюжий пробирается к озеру. Хочется оглянуться и посмотреть, но она не может оторвать взгляд от трубочки. Не может перестать смотреть на нее и думать о том, что будет, если она поднесет ее ко рту и втянет через нее в себя… что-то.
Дядь Юра вдруг перестает раскачиваться. Волосы у него стоят дыбом. Он озирается, привстав на одно колено, и Яна понимает: он не замечает ни ее, ни озера, ни затянутого низкими тучами неба. Он видит только Голодного Мальчика — куда бы он ни посмотрел, видит только его…
— А ну не лезь ко мне, кому сказано! — выкрикивает дядь Юра. — Ты у меня сейчас получишь! Я до тебя доберусь, дрянь… я всех проверю…
Он отпихивается рукой, пытаясь встать на ноги, но пальцы зарываются в песок, и он теряет равновесие. Не сводя с него глаз, Яна вслепую сгребает с протянутой ладони костяную трубку, и Голодный Мальчик улыбается.
— Давай быстрее, — говорит он. Яна стоит за спиной дядь Юры, и ей мучительно и глупо хочется сделать ему рожки. Она никак не решается поднести трубочку ко рту. Она вспоминает гул, поплывший над Коги, гул, от которого дрожали кости и выворачивались из черепа глаза, от которого внутри становилось пусто, как будто он вытягивал что-то важное. Как будто ей велели уходить из дома. Как будто снова сказали, что умерла мама…
Яна думает: а что, если этот кошмарный звук вместо того, чтобы вырваться наружу, ринется внутрь?
Голодный Мальчик нетерпеливо притопывает ногой.
— Ну, давай же, — сердито подгоняет он, поглядывая на невидимую за туманом тропу. Там движется что-то темное и округлое, — но, наверное, это уже не важно. Яна набирает в грудь воздуха и поднимает трубочку.
Она не успевает прикоснуться ею к губам: из тумана выскакивает Филька. Его не должно быть здесь. Не может быть. Он уехал, спрятался в мусорке человека-вороны, там, где скрывают тайны, о которых не хотят помнить… Яна тоже не хочет больше помнить — но Филька здесь. Ее рука бессильно падает. Она не может сделать это у него на глазах. Она не вынесет, если он подумает про нее… такое.
Филька наконец замечает ее — и останавливается, споткнувшись. Под ногами, словно пригвожденный к песку, содрогается дядь Юра, но теперь Яна ничего не может с ним поделать. Измазанную какой-то дрянью физиономию Фильки перекашивает. Губы трясутся, будто он собирается реветь. Яна с Голодным Мальчиком теперь вместе, а Филька — отдельно, и он засек их. Он все понял. Яна видит презрение в его глазах.
Голодный Мальчик может сделать так, чтобы он все забыл, подсказывает чуждый, ледяной голос в голове, и Яну окатывает кипятком. Она отступает от скрюченного дядь Юры; кажется, ее кожа лопается от жара, и каждый взгляд причиняет невыносимую, режущую боль.