С Красным Крестом
Шрифт:
Беглецы грустно вернулись в город — миссионер в свой маленький домик, выстроенный в форме пагоды, а Фрикетта во дворец, где ее встретили слуги.
Между тем наступила ночь. Фрикетта, которой тогакутосы внушали безотчетный страх, последовала примеру короля и заперлась у себя на ключ.
«В конце концов страшная ночь скоро пройдет… до завтра недолго, и тогда мне удастся выпросить у Ли-Хуна пропуск».
На заре следующего утра весь город был в смятении. Люди бегали взад и вперед с озабоченными лицами, громко перекликаясь. Всюду собирались кучки
Зловещие слухи распространялись с обычной быстротой плохих вестей. Говорили, что король убит.
Миссионер, узнав о ходивших слухах, немедленно отправился во дворец.
Дворец был окружен непроницаемой толпой, и миссионер напрасно пытался проникнуть в роскошное жилище, куда всегда имел доступ.
Его не пустили.
Обеспокоенный, он направился к Фрикетте и застал весь дом в волнении. Он спросил, где молодая девушка, и с испугом узнал, что она исчезла.
— Бедная! — твердил он. — Она исчезла!.. Я знаю ее врагов… Неужели она приехала сюда для того, чтобы подвергнуться ужасным пыткам, которыми они терзают свои жертвы!.. Боже, пощади ее! Дай мне силы спасти ее, если еще не поздно…
ГЛАВА X
Несмотря на все двери, задвижки, запоры и ставни, Фрикетта все-таки не была спокойна. Прислуга, хотя ее и было очень много, не внушала ей особенного доверия.
Из всех людей, жители Востока наименее ценят благодеяния. Можно даже сказать, что в большинстве случаев тот, которому желтый человек чем-нибудь обязан, может быть почти уверен встретить в ответ одну неблагодарность.
Итак, молодая девушка совершенно не ожидала найти поддержку между своими случайными слугами, которые с трудом понимали ее, служили ей как нельзя хуже и, может быть, в глубине души ненавидели ее, как пришелицу с Запада.
Однако она с прекрасным аппетитом девятнадцатилетней барышни съела обед, состряпанный ее туземным поваром, полагая, что ей нужно приобрести или, по крайней мере, сохранить свои силы для неизвестного будущего.
Очень нервная по природе, она должна была рассчитывать на бессонную ночь после всего того, что ее так встревожило.
Каково же было ее удивление, когда сразу после обеда она почувствовала, что ее охватывает какая-то странная, непреодолимая сонливость.
Мне, должно быть, дали чего-нибудь усыпительного, подумала она, оглядывая большую комнату, из которой устроила себе спальню, и тут же упала совсем одетая на кучу циновок, завернулась машинально в шелковое одеяло и почти сейчас же уснула.
Через некоторое время, продолжительность которого невозможно было определить, она проснулась. Голова была тяжелой, во рту горело, и тело все было как будто налито свинцом. В этом состоянии молодая девушка
Горящая лампа освещала мрачные стены, лишенные тех ярких обоев, которые так любят жители Востока.
Фрикетта подумала: «Я в бреду! Ужасные сцены подействовали на мой рассудок!»
Она стала двигаться, потягиваться и даже ущипнула себя, чтобы убедиться, что она не спит, потом вдруг вскрикнула от удивления и ужаса.
Около нее был кто-то, тут, совсем близко.
То был мужчина в странном и живописном костюме королевского воина: в железной каске в виде повязки, над которой поднималась красная конская грива, кольчуге, облегавшей стан, руки и шею, наколенниках, тоже из железа, заканчивающихся высокими гамашами.
Этот человек, вооруженный саблей, кинжалом и копьем, холодно смотрел на нее своими маленькими черными, косо расположенными глазками, сверкавшими зловещим блеском.
Фрикетта была в плену.
Она мгновенно поняла ужасную истину, и холодный пот выступил на ее теле.
Ее похитили из ее комнаты во время этого искусственно вызванного сна; ее отнесли в это подземелье, запертое со всех сторон, и теперь она была одна, без защиты, во власти врага, беспощадную жестокость которого она слишком хорошо знала.
Одно слово сорвалось у нее с губ:
— Тогакутосы! Я погибла…
При этом слове у солдата мелькнула гримаса, которая должна была изображать улыбку, придавшая его лицу выражение хищного зверя, почуявшего добычу.
Фрикетта посмотрела на него более внимательно, и ей показалось, что она узнает в нем одного из офицеров личной гвардии короля, одного из тех, кому Ли-Хун оказывал наибольшее доверие.
Видя, что она совсем проснулась, человек, до тех пор неподвижно сидевший на бамбуковой табуретке, встал, сделал несколько шагов и рукояткой своего копья три раза равномерно ударил в дверь.
Потом он снова сел и замер в одной позе, как статуя.
Через несколько минут дверь отворилась, и Фрикетта увидела незнакомца в длинной темной одежде, который вошел, неся поднос.
«Вот как, — подумала она, немного успокоенная, — они хотят дать мне есть! Может быть, мне ничего не сделают плохого и я отделаюсь одним страхом».
Вошедший поставил свой поднос на маленький столик и жестом указал на него Фрикетте. На подносе стоял сосуд, полный какой-то жидкости светло-желтого цвета, лежал кинжал и тонкий красный шелковый шнурочек, который извивался как коралловая змея.
Фрикетта ничего не понимала.
Незнакомец сказал ей несколько слов, которые заставили ее содрогнуться от ужаса и негодования.
Он говорил по-латыни!.. Да, но на той исковерканной латыни, на которой католические миссионеры преподают в своих школах французский катехизис.
— Puella damnata a fratribus morietur (осужденная своими братьями девушка умрет).
— О, негодяй!.. Презренный… предатель! — проговорила возмущенная Фрикетта.
Пришедший продолжал своим беззвучным, точно фонограф, голосом: