С Красным Крестом
Шрифт:
— Есть правила, ограничивающие это право.
— Я повидаюсь с главнокомандующим.
— Он в санитарной колонии Носси-Комба.
— А начальник штаба?
— Он в Моровайе…
— В таком случае…
— В настоящую минуту мы не можем ничего сделать для вас, сударыня.
— В таком случае я обойдусь без официальных лиц. Я сама позабочусь о себе и стану рассказывать то, что увижу, и буду помогать тем, кто страдает, а в них недостатка не будет. Надеюсь, что мне дозволено будет на свой риск и свою ответственность
— Но ваша безопасность… продовольствие… средства передвижения?.. А если вы заболеете?
— Очень вам благодарна за вашу заботу обо мне, — отвечала Фрикетта иронически, — но я решила следовать за армией. Честь имею кланяться!
Фрикетта вернулась домой взбешенная.
«Хорошее начало, нечего сказать, — подумала она. — Сестра милосердия была права; видно, она хорошо знакома с официальным миром!»
У Фрикетты явилась было мысль телеграфировать в Париж, прося разрешения, с которым так носился писарь; но она вспомнила, что телеграф находится в ведении того же штаба, и ее телеграмму могут не принять или задержать на целые месяцы.
Затем она подумала, что мобилизация непременно затянется и ее положение со временем может измениться.
— Всегда дождется тот, кто умеет ждать, — говорила она, шагая из угла в угол по своей комнате. — Подожду!
Несколько дней прошло без всяких инцидентов.
Фрикетта узнала, что войска без труда взяли укрепление Моровайе, и она, как патриотка, радовалась этому первому успеху.
Но если пули не опустошали ряды французских солдат, то нельзя сказать того же о климате. Солдаты, по большей части слишком молодые, гибли от солнца, лихорадки, от усталости и истощения. Число выбывших из строя увеличивалось с каждым днем, и роты таяли.
Между тем пациент Фрикетты, Барка, начал поправляться. Ужасная рана, нанесенная мулом, начинала заживать; но надо отдать должное молодой девушке, она приложила всю свою опытность, все свое старание в уходе за больным.
Он важно расхаживал на костылях, питался тем, что ему тайком, ночью, приносили товарищи, и относился к тэбии (женщине-врачу) с благодарностью, переходившей в обожание.
Через десять дней он исчез на целые сутки. Молодая девушка, уже привыкшая к нему, думала с грустью:
«Следовало бы ему дождаться полного выздоровления».
На следующее утро она увидела его верхом на странном, невиданном животном. Представьте себе большого быка или, скорее, остов быка, покрытый вытертой, высохшей, продырявленной, как решето, кожей. У него был только один рог, другой оказался сломанным у самого основания; ноги были все в крови, желтоватые глаза еле смотрели.
Фрикетта сразу узнала зебу, похожего на европейского быка, с той разницей, что у зебу на спине громадный горб, придающий животному странный вид.
Горб
Несмотря на это ужасное состояние, взгляд у животного был кроткий и добрый.
Когда первое удивление прошло, Фрикетта воскликнула:
— Барка, на что тебе понадобилось это бедное животное?
Барка слез не торопясь, поклонился и отвечал, что из этого зебу выйдет прекрасная вьючная скотина, лучше мула и лучше лошади, он повезет провиант и все вещи «тэбии».
— Только, — заключил кабил, — тебе надо его перевязать и вылечить.
— Да я же не ветеринар.
— Ты же вылечила Барку.
На такое категорическое заявление Фрикетта не нашлась, что возразить.
Зебу не только умирал от истощения, лопатки его представляли одну сплошную рану. Фрикетта начала чистить ее.
Дело было долгое, трудное. На него ушло около часа, и когда все гнойники были вычищены, Фрикетта сама обливалась потом.
Она обмыла рану карболовым раствором и ничем ее не прикрыла, уверенная, что выздоровление пойдет само собой.
Барка с восторгом смотрел на бедное животное, которое принялось лизать руки Фрикетты.
Кабил одобрительно качал головой и говорил своим гортанным голосом:
— Будет тебе хороший слуга.
Затем он рассказал, каким образом ему досталось это животное. Чувствуя себя почти здоровым, Барка отправился ночью навестить своих товарищей, обозных. Не обошлось без выпивки. Перед тем обозные прогнали от себя одного зебу, уже не способного к службе и слишком худого и больного, чтобы его можно было съесть. Побродив немного, животное чутьем нашло след одного обозного, друга Барки, и появилось внезапно среди пирующих.
Сметливый Барка подумал, что тэбия может вылечить зебу и впоследствии воспользоваться его услугами.
Он подманил несчастного зебу сухарями, которые тот с жадностью съел, и, сев на него верхом, вернулся в город.
Когда Фрикетта кончила осмотр быка, кабил привязал его к веранде, а сам поместился возле него в своем любимом тенистом местечке.
Все это он делал просто, естественно, нисколько не стесняясь, что заставляло служащих замечать:
— Странные знакомые у этой мадемуазель Фрикетты!
При наступлении ночи Барка уводил своего зебу на берег моря, где оставлял его среди разбросанного провианта и бык наедался до отвалу рисом, ячменем и овсом. Утром кабил приводил его назад с раздутым брюхом и опять привязывал у веранды.
Фрикетта обмывала раны животного, ласкала его и с каждым днем замечала очевидное улучшение. Она назвала его Горбуном, и он уже начинал откликаться на эту кличку. Он заметно поправился: взгляд его оживился, бока округлились от мяса и жира, кожа лоснилась, и горб уже не свешивался, как колпак на ухо нормандского парня.