С Луны видно лучше

Бенашвили Мари

У меня вырвалось неожиданное:

– Так он же был космонавтом!

– Да ты что! – раскрыла она рот. – Не может быть!

– Как же не может, когда это так и есть. Вы помните, самого первого космонавта? Так вот это мой друг.

Женщина мигом переменила свое серьезное, заинтригованное лицо на не скрывающую смех мину.

– Глупости! Ах, как выдумчивый ребенок! Ведь все знают, что с первым космонавтом случилась трагедия. А первый космонавт, вернувшийся на Землю, уж точно не твой друг!

– А что случилось с тем первым?

– Его ракету нашли поломанной и пустой на Луне, хотя он не должен был приземляться на нее. Говорят,

это была вынужденная посадка.

– Но, ведь самого космонавта в ракете не было.

– Конечно! Он наверняка погиб, и теперь никто уж не знает, где может быть его тело!

– Вот видите! Нет никаких доказательств! Это он, мой друг – тот самый первый космонавт! Сверьте его фото, имя! Мы с ним скитались всю его жизнь, пока он пытался вернуться на Землю, а вышло у него это только в старости! А теперь я и сам не могу вернуться обратно на… Вернуться обратно!

Бедная женщина совсем растерялась и смотрела на меня уже не с иронией, а с настоящим испугом.

– Пойдем, дитя, - сказала она мне, и отвела на кухню, дав успокоительного, в котором я не нуждался и, сделав вид, что ничего не слышала.

Я явно был разочарован. Ведь, оказывается, космонавт был прав, когда говорил, что никто не поверит нам, совершенно никто.

Глава 27: смена жилья

Моя безмятежная, абсурдная жизнь на Земле, казалось, до моего конца останется неизменной, но я ошибался. Поиски решения по спасению все время прерывались нахлынувшими на меня людскими проблемами. Занимаясь ими, и постоянно думая о космонавте, я забывал о Луне, и возвращался к ней мысленно только ночью. Иногда, когда мне не спалось, я проводил ночную пору у могилы космонавта. Это были спокойные часы, проведенные в раздумьях. Каждый раз Луна ночью выходила ясно, не заслоняемая ни единым небесным облаком. Я никогда не мог подумать, что расстояние в два метра может отдалить меня с ним больше, чем тысячи миль. Об этом, и тому подобном, я размышлял тогда, и представлял, как ловко бы мы справились вдвоем.

Утром я возвращался в дом, где все было наполнено присутствием одного человека, иногда перечитывал повести космонавта, будто оставленные мне специально. Дни проходили мимо меня с неопределенной быстротой. У окна я встречал закаты, поражающие мое воображение своей земной неповторимостью. Сколько ни смотри на Солнце с космоса, оно всегда одно. На Земле же все иначе. Она описывает циклы дня, за которое переменивается несколько раз, а пик находит вечерним временем. Тогда оно разгорается по всему небу, всего на несколько минут, заливая все золотым, красным или янтарным свечением. Секунда, и его вновь нет, оно, словно сбежало от нас куда-то вниз, хотя я знаю, что оно остается статичным, и только самым необъяснимым образом оно играет с людьми в такие прятки, будучи при этом безучастным в действительности.

С такими жмурками солнца отождествлял и я свое время. Таких появлений и пропаж прошло много, не считал. Пожалуй, за столько же времени в космосе это Солнце и многие звезды уже давно умерли бы, и не было бы проблем. В голове я всегда, для ясности, держал это понимание. И так проходили дни. Но только до того, как приятный зной на Земле сменился стужей и темными вечерами. Начало сдувать с деревьев листву, потемнело небо, приглушились звуки, сменились краски.

В один из тех вечеров, когда я сидел, укрывшись пледом, с большой чашкой чая в руках и глядел на красный светильник, улетая под его

теплый свет, ко мне неожиданно заглянули гости. Я спустился и отворил двери. Там я встретил женщину, а с ней еще двух мужчин и еще одну женщину моложе годами. Соседка с привычной улыбкой подошла ко мне, хотя уже начать мне что-то объяснить, но ее опередили. В миг на меня накинулись с кучей вопросов, при этом, без спроса вошли в дом. Мужчины выглядели строго, неприятно, когда как женщина, бывшая с ними, старалась быть вежливой. Но общее впечатление от них исходило неприятное. Один землянин полноват, безволос, в помятой куртке. Другой – вполне посредственен, непримечателен. Ходит в строгом черном пальто и носит очки.

– Здравствуйте, - сказали они. – Мы прибыли из органов опеки.

– Откуда?

– Из органов опеки, - повторила женщина. – Скажите, юноша, у вас есть какие-либо документы? Каков ваш возраст, есть ли у вас родственники?

Я вопросительно посмотрел на женщину, которая смущенно глядела на меня в ответ, опуская временами глаза в пол.

– Что вам нужно? – задал я ответный вопрос.

– Скажите, так сколько вам лет?

– Вы не ответили на мой вопрос.

– А вы на мой.

– И почему же я должен говорить, рассказывать о себе все?

– Потому, что вы выглядите шестнадцатилетним подростком. Живете один в доме, к которому не имеете никакого отношения, не известно о вашем прошлом.

– Я не сказал бы, что это достаточный повод.

– А я бы сказал, - заговорил один из мужчин.

Они осмотрели дом космонавта полностью, но не нашли никаких документов. Ходили, смотрели, записывали все к себе в бланки и блокноты. Потом, когда время ночи пробило, и меня одолевал сон, меня усадили на кухне с новыми вопросами.

– Скажите свое имя.

Я чрезвычайно растерялся, не зная, что можно ответить. Так что просто промолчал.

– Говорите, - подталкивали они.

Снова молчание.

– Вы что же не знаете своего имени?!

– Это не так.

– А как?

– Я не уверен, что смогу вам его назвать, потому, что меня то и не звали.

– Так, хорошо, пойдем дальше. Ваш возраст.

– Земной?

– А возможен иной?

– А кА вы считаете?

– Прекратите ерничать. Ваш возраст.

– Земной?

– Да!

– Так… - задумался я. – Дайте вспомнить… Четыре месяца, кажется так.

На меня, сразу все, обрушили свой укоризненный взгляд и задержали его в ожидании. Они, молча, кое-кто с ухмылкой, кривились и морщили лбы.

– Вы что, издеваетесь? – произнес мужчина.

– Наверное, нет. Хотя, конечно, ошибки в моих подсчетах вполне допустимы.

– Так, - сказала женщина, - вижу, вы не хотите с нами общаться. Но, поверьте, это для вашего же блага.

– Так я же говорю вам прямо. Мой земной век, с того момента, как начало биться это сердце, прошло, по приблизительным, человеческим меркам, четыре месяца.

– Не хочешь ли ты сказать, что ты живешь на Земле четыре месяца?

– Вы что, плохо слышите? Зачем вам даны уши?

– Но, - напряженно сказала женщина, - тебе не может быть всего четыре месяца.

– А мне и не столько. Но я же не виноват, что на Земле всего несколько месяцев.

– Так, а где же ты был, до Земли?

– Ох, где только не был! А сейчас вот, видите, застрял.

– Так сколько же тебе лет на самом деле?

– Бесчисленно много.

– А это сколько.

– Столько же, сколько самой Вселенной.