С любовью, бывший
Шрифт:
– А что здесь такого? Кто там не жил, тот голых шлюх в окне не видел. – Лениво киваю, и с жадностью смотрю на её бедра.
Зачем я, вообще, разговариваю когда могу….
– Значит, пока ты там страну обогащал, я здесь… – И замолкает, сильно сжимая губы.
Не могу.
Облом.
Опять.
– Что ты? Скажи, что скучала, и я, так уж и быть, разрешу тебе побыть сверху.
Глубоко
– Не дождешься. – Отбрыкивается она.
«Дождусь. Я точно дождусь от тебя этих слов».
– Что тогда? – Все-таки Сергей точно мой брат. И его занудство, есть и в моей крови.
– Ничего. Понял? Ничего. Зачем ты, вообще, вернулся? Чего тебе там не жилось? Купил бы себе бордель, и там бы строил из себя короля, еле успевая менять презервативы.
Скажу по секрету, хотя секреты никто хранить не может, я морально кайфую, когда из милых губ мартышки выкатываются грубые словечки.
Так и хочется себя похвалить. Ведь это от меня она еще тогда набралась, до того как призналась…
Блядь.
Какой-то хренью, сам себе настроение испортил.
– С чего ты взяла, что его у меня нет? – спокойно спрашиваю я, пытаясь держать себя в руках.
– Мамаев, у тебя есть свой бордель? – после секундной паузы, неверящим голосом спрашивает она.
– Он не лично мой. А так – да. Я за экономию. Зачем отдавать бабло постороннему мудаку? – Веселюсь, наблюдая за сменой её эмоций. Поверьте, это лучше порнухи.
И пожалуй, хватит. Поговорили. Можно сказать, душу обнажили, пора обнажить и тела.
Протягиваю руку, хватая мартышку за талию, и с бешеной скоростью словно насаживаю на себя. Закидываю её ноги себе за спину, и ухмыляюсь, когда вижу заветный треугольник, спрятанный за тонкой тканью трусов. Майя пытается оттолкнуться, пятками хренача меня по спине. И честно, я бы остановился. Не в моих правилах трогать кого-то насильно. Но не могу. Опять же, всё её глаза. Они говорят об обратном. Они умоляют меня продолжить начатое. Только в них также отчетливо читается испуг, который меня как-то отрезвляет.
– Мартышка, я трахну тебя в номере. На охуенно удобной кровати. А сейчас просто закрой глаза, и считай блядские звезды.
Слава яйцам! Она тяжело сглатывает, и кивает головой.
Десерт. Перед обедом я люблю сожрать что-нибудь сладкое.
***
Мартышка еще раз кивает, словно в этот раз для самой себя, и, открыв глаза, с вызовом смотрит на меня.
– Ненавижу тебя.
Морщит нос, пытаясь на лицо надеть маску палача, который собирается отрубить башку человеку, из-за того, что он редиску с царского огорода стырил.
Ржу в голос от такой несостыковки и полного отсутствия логики.
–
Кайфую, когда вижу её замешательство. Её борьбу. Её ощутимое желание, которое передается мне, через соприкосновение тел.
– Можешь не отвечать. Мне похрен, что ты хочешь сказать.
Зубами въедаюсь в её губы, не давая и ни малейшего шанса на сопротивление. Когда она выдыхает мне в рот, я сам улетаю. Говорят, что у баб в животе бабочки порхают, а у мужиков по-другому. У них гранаты взрываются, превращая в хлам все внутренние органы. Взрыв. Ещё один, который отдаётся в голове. Сильнее вдавливаю Майю в себя, но и этого мало.
– Жаль. Мой ответ тебе бы понравился, извращенец. – Она всё-таки успевает открыть свой наглый рот, в ту секунду, когда я даю нам обоим возможность сделать последний вдох.
– В расчёт берутся только слова: «трахни меня», на все остальные мне плевать. – Рычу, и пальцами нахожу заветный треугольник между ног.
Мартышка и не думает сопротивляться, когда моя рука начинает выводить невидимые рисунки на её клиторе, закрытым от меня лишь жалким клочком мокрой ткани. Новый заряд долбит по башке. Она стонет мне в шею, когда завожу палец под кружево трусиков. На хера, вообще, сказал про кровать? Здесь. Сейчас. Я должен трахнуть её здесь и сейчас, иначе просто сдохну.
Но сначала, я еще раз должен увидеть её голой. Перед смертью, я обязан посмотреть на идеальное, мать его тело, которым не успел насладиться в прошлый раз. Хочу увидеть огонь в этих невинных, на первый взгляд, глазах. Хочу увидеть ту мартышку, которая скрывается под маской безразличной стервы.
Срываю с неё сарафан, а-ля «захлебнись в слюне» и откидываю его в сторону, наслаждаясь видом упругих сисек, спрятанных под кружевным лифчиком. Недолго думая, разрываю его, к чертям собачим, и на минутку зависаю от охуенного зрелища.
Идеальная грудь. Она блядь настолько идеальна, что я готов молиться на неё каждое утро. Поклоняться острым соскам, которые въедаются в память. Сочинить молитву, чтобы при каждом прочтении, эта святость появлялась передо мной. Псих? Плевать.
Мартышка выгибается мне навстречу, когда я языком скольжу по ареолу. Её кожа покрывается мурашками, а новый стон вышибает из меня последние остатки разума. Отстраняюсь и одним резким движением разрываю последний барьер, который мешает мне увидеть её целиком. Ещё сильнее развожу стройные ноги в стороны и начинаю пожирать глазами.
Майя стыдливо пытается прикрыть руками голую промежность, но я мешаю ей это сделать. Убираю ладони и завожу их себе за шею, подхватываю мартышку под ягодицы, чтобы переместить в горизонтальное положение.
Вот так – просто охрененно.
Скалюсь, когда понимаю, что Аверина и не собирается возражать, а продолжает смирно лежать, прикусив губу.
– Хочешь о чём-то меня попросить? – рычу ей в ухо, прикусываю нежную кожу на шее.