С любовью. Ди Каприо
Шрифт:
От аэропорта до отеля мы ехали уже полчаса, и всё это время мои домашние ни на минуту не прерывали высокоинтеллектуального диалога. Первое арековое дерево, иначе называемое бетелевой пальмой, ребёнок увидел на стоянке возле аэропорта. Он не нашёл слов и только молча указал на чудо-растение.
– Пальма, – улыбнулась ему тогда Арита.
И понеслось…
– Памля! – наверное, в сто пятидесятый раз ткнул пальцем в окно автомобиля маленький Хаген.
Не могу сказать, на сколько ещё «памль» хватило бы моего терпения, по счастью, выяснять это на практике не пришлось: автомобиль свернул на узкий, в две полосы, «стрит» и подкатил
– Отель, – с невероятным облегчением указал я сыну на белоснежное здание.
– Памля! – бодро ответил сын, указывая на приотельную флору.
Так называемые «английские учёные» из новостных лент разных социальных сетей утверждают, что привычка возникает у человека на двадцать первый день. То есть если приучать себя к чему-то многократным повторением, через три недели это «что-то» становится неотъемлемой частью бытия. Такая перспектива, возможно, и была научно обоснована, но меня точно не устраивала. Я готов был поверить, что через три недели привыкну к «памлям» и перестану обращать на них внимание, вот только уверенности в том, что моя нервная система не загнётся за это время, не было.
Расплатившись с водителем, я уже привычно подхватил сына на руки, жену под руку и направился к гостиничным дверям, за которыми должны были закончиться все наши проблемы. Вход в отель со скучающим рядом портье грезился мне сейчас охраняемыми святым Петром вратами, за которыми нас ожидали райские кущи, море беззаботного безделья и милая дружеская компания.
Как я уже говорил, на Пхукет мы договорились ехать большой весёлой толпой. Затеял всю эту круговерть Руслан – огромный, шумный и невероятно добрый, он с первого знакомства ассоциировался у меня с настоящим русским мужиком из глубинки, хотя и был москвичом в третьем поколении. Сдружились мы с ним тысячу лет назад, и это практически без преувеличений: он был одним из первых моих русских знакомых. В какой-то момент пути наши почти разбежались, но в последнее время снова сошлись. Причём способствовали этому сближению наши жёны: моя Арита и его Людмила – милая и удивительно тихая, в противоположность мужу, женщина.
Помню, когда я впервые рассказал о своей знакомой паре на работе, возникла странная реакция. Мой коллега Дмитрий, которого я на тот момент считал близким другом, весело расхохотался и спросил: «Твой Руслан себе жену специально по имени выбирал?» – чем крепко меня озадачил. Это уже потом, когда Арита занялась моим образованием, я прочитал Пушкина и понял, что так развеселило коллегу.
У Руслана и Людмилы было двое детей – погодки пяти и шести лет отроду, названные без затей Мишей и Машей. Всё это весёлое белобрысое семейство собралось в Таиланд как раз в тот день, когда Руслан и Людмила сидели у нас на кухне за бутылочкой «Bordeaux», а в комнате за стеной Миша мешал Маше нянчиться с Николаем Нильсовичем. Предложение казалось привлекательным, было сделано от души, так что мы с Аритой легко согласились.
Другой парой, откликнувшейся на «привлекательное предложение», оказались Денис и Марина. Вот Денис как раз коренным москвичом не был, он приехал в столицу из какой-то российской глубинки, но при этом почему-то походил не то на грека, не то на итальянца – темноволосый, не лишённый изящества, с утончённой растительностью на лице и чёрными как маслины глазами. Занимался он всяческим рекламным креативом, собственно, благодаря его профессии мы и познакомились. Свёл нас Руслан, когда я заикнулся, что моему офису нужны услуги
Его жена Марина являлась ярким представителем московского гламура. Она вела ничего не значащий блог, поддерживала нужный имидж, оставляя львиную долю гонораров мужа в модных бутиках, и даже завела себе злобную собачку карманной породы. Денис, казавшийся совершенным пацифистом-пофигистом, живший с откопанным в пыли прошлого века девизом: «Make love, not war!», с пониманием относился и к блогу, и к бесконечным магазинам, но собачку, кажется, люто возненавидел.
Сыну Марины и Дениса, носящему нетипичное для России имя – Стефано, вот-вот должно было исполниться четырнадцать лет. Он вступал в тот опасный возраст, когда всё, что говорят старшие, априори вызывает агрессивное несогласие, но ещё не вышел из того возраста, в котором нет никакой возможности отмахнуться от едущих на море родителей и остаться одному дома.
И вся эта разнокалиберная компания должна была встретить нас уже в отеле. Она и встретила.
Портье распахнул перед нами «двери рая», и…
– Атя-тятя-тятя-дра! – ударило по ушам дружным хором, совсем не похожим на пение райских птиц.
Маша и Миша сидели на диванчике посреди огромного отельного холла, беззаботно махали ногами и дружно «атя-тятя-дракали». На другом краю дивана сидел хмурым сычом Стефано с заткнутыми в уши каплями наушников и слушал какое-то рэповое подобие музыки. Звук его плейера, судя по всему, был вывернут на максимум, но перекрыть слаженные вопли погодок не смог бы ни один рэпер.
– Атя-тятя-тятя-дра! – громогласно разнеслось по холлу.
Навстречу нам спешила Людмила.
– С прибытием, – виновато улыбнулась она, будто извиняясь за вопли.
– Привет, – расплылась в улыбке Арита, приобнимая подругу. – А где Рус? Где Денис с Маришей?
– Атя-тятя-тятя-дра! – вновь пронеслось по холлу. Николай Нильсович с чрезвычайным любопытством воззрился на источник звука и тоже заулыбался.
Людмила же напротив – сделалась серьёзной:
– Ой, они в больнице.
– Что случилось? – выдохнул я, ощущая, как перед носом захлопываются врата рая.
– Атя-тятя-тятя-дра! – прокатилось по холлу.
– Денька взял скутер на прокат, – тихо и быстро принялась рассказывать Людмила, – разогнался и упал. Скутер помял, получил лёгкое сотрясение, и рука сломана. Но уже всё в порядке. Ему сейчас гипс накладывают. Мариночка и Русик с ним в больницу поехали, а я вот с детьми сижу. Хорошо, что вы теперь тут.
– Атя-тятя-тятя-дра!!!
– Да хватит уже! – взвился Стефано, выдернув каплю наушника.
Погодки будто только этого и ждали:
– Атя-тятя-тятя-дра!!! Атя-тятя-тятя-дра!!! – заорали они хором с новой силой.
Стефано озлился, маленький Хаген пришёл в восторг.
– Нам заселиться надо, – схватился я за первый попавшийся предлог с тем отчаянием, с каким утопающий хватается за соломинку. – Вещи разобрать. И перелёт был тяжёлым, Коле нужно отдохнуть. Мы немного позже спустимся.
– Атя-тятя-тятя-дра!!!
Коля предательски захохотал, всем своим видом давая понять, что на уставшего ребёнка он похож примерно так же, как его двухметровый папа на Маленького Мука, и я поспешил ретироваться к стойке рецепции.