С мечтой о Риме
Шрифт:
Быть может, в отдаленном будущем мы с полным основанием отдадим факел прогресса и цивилизации в Индии тем, кого цивилизовали сами. Сейчас лишь можно сказать, что, пока не изменится полностью человеческая природа, пока не исчезнут с лица земли расовые и религиозные страсти, отказ от этого факела почти неизбежно приведет к его затуханию.
И правда в том, что его мрачные предчувствия оказались в значительной мере обоснованны. Рождение современной Индии, произошедшее спустя сорок лет после его предупреждений, было безусловно кровавым, а сохраняющаяся напряженность между Индией и Пакистаном расценивается как одна из величайших
При размышлениях о грядущих проблемах постбританской Индии у скорбного орденоносного графа Кромера была глубокая догадка. Я надеюсь развить ее, положив в основу данной книги.
Британцы любили настойчиво твердить о своих римских претензиях, и Кромер не исключение. Он замечает сходство в образовании империй, то, как юные карьеристы гонялись за славой, а вести об их завоеваниях встречались с некоторым смятением элитами метрополий. У Уоррена Гастингса [20] были двойники в Древнем Риме, и у его двойников тоже были недруги. Как и британцы, римляне испытывали нравственную амбивалентность в отношении своих действий.
20
Гастингс Уоррен (1732–1818) – первый генерал-губернатор Индии.
Часть аристократии активно выражала неприятие захвата новых территорий, считая, что весь этот грабеж пагубен для души и что расширение почти неизбежно привнесет странные чужеземные верования и обряды, приведя к ослаблению римской цивилизации.
Катон Старший всегда сетовал на утрату традиционных республиканских ценностей, и Кромер назвал его приверженцем «малого Рима» на манер «малой Англии». Точно так же заклятый антиимпериалист Дж. А. Гобсон написал превосходное обличение империи в 1902 году (работа Кромера может рассматриваться как своего рода ответ на него):
Народ может или, следуя примеру Дании и Швейцарии, приложить свои способности к земледелию, развить различные системы народного образования, общего и технического, применить все научные усовершенствования к своей специальной фабрично-заводской промышленности и таким образом на сильно ограниченном пространстве содействовать прогрессу благосостояния значительного населения, – или же, подобно Великобритании, он может пренебречь своим земледелием, допустить, чтобы земли его оставались невозделанными, а население скучивалось в городах, отстать от других народов в области просвещения и применения новейших научных открытий, и все это ради того, чтобы растрачивать денежные и военные ресурсы в погоне за скверными рынками, в поисках нового поприща для помещения спекулятивного капитала в отдаленных уголках земли, ради того, чтобы прибавлять к площади, занимаемой империей, миллионы квадратных миль и миллионы населения, неспособного к ассимиляции [21] .
21
Гобсон Дж. Империализм / Пер. В. Е. Беленко. Л.: Прибой, 1927.
Так писал Гобсон в начале прошлого века. Несколько схожие мнения можно обнаружить и у римских авторов, например у Флора, жившего в век Адриана и Траяна и считавшего, что Риму будет лучше ограничиться провинциями Африка и Сицилия, чем расти дальше до таких размеров,
По мнению Кромера, все это общие черты британцев и римлян, народов, объединенных склонностью к спорам о морали, определенным практицизмом, боевыми навыками и тем, что их характеры «наилучшим способом проявляются в критическое время».
Но между британским и римским империализмом имеется одно огромное различие, и оно подталкивает Кромера к его самым мрачным размышлениям. Беда с нами, британцами, говорит он, в том, что мы не так умело, как римляне, ассимилируем нации завоеванных территорий. Римская имперская методика была совершенно гениальна: ее создатели «либо романизировали народы, которые сначала были подневольны им, а в конечном счете становились хозяевами самим себе, либо предоставляли этим народам возможность добровольно проводить собственную романизацию».
А что же мы? Наш недостаток в том, что мы несколько надменны, считает старина Кромер. «У нас островные привычки, – говорит лорд, – и общественные традиции делают нас, во всяком случае при сравнении с романскими народами, неуместно обособленными. Эти черты способствуют созданию барьера между британцами и образованной частью подчиненных народов».
Кромер честно признает проблему, и немногим за последние пятьдесят лет удавалось быть столь же откровенными. Проблема, грубо говоря, в том, что, согласно Кромеру, мы – снобы и расисты, и между британцами и их иностранными подданными никогда не было должного «слияния».
Но есть последующая, более глубокая проблема, с которой римлянам не пришлось иметь дело до заката их империи. На протяжении веков римляне завоевывали племена, религия которых не представляла настоящего препятствия для ассимиляции. Римляне были как хитрыми, так и добродушными. Как мы увидим, они приветствовали новых богов и просто сливали их с римскими божествами. Кельтский Луг стал Меркурием, сирийский Бел трансформировался в Юпитера Белуса и так далее.
Но, когда римляне столкнулись с двумя великими воинствующими верами, приверженными прозелитизму, – христианством и его ответвлением исламом, – пределы ассимиляции были достигнуты.
Не могло быть никакого компромисса, отсутствовала сама возможность мирного сосуществования, поскольку эти религии настаивали на однозначной истинности своего вероучения. В конце концов Рим был завоеван христианством, а значительная часть Римской империи – прежде всего североафриканская житница и Восточное Средиземноморье – досталась исламу.
К тому времени, когда британцы начали завоевывать Индию и другие части Азии, старый римский подход – ассимиляции и счастливого кровосмешения – уже был отброшен. Возможно, если выбрать единственное, самое важное отличие Британской империи и Римской, оно будет заключаться в даровании гражданства. В римском мире оно стало универсальным в 212 году, а британцы не могли и мечтать о подобном предоставлении прав.
В римском мире каждый был потенциальным гражданином. А британцы считали, что их подданных слишком много и они чересчур странные.
Британский подход был по существу коммунальным, а именно признавались непреодолимые барьеры между различными религиозными группами, и поэтому им разрешалось жить в своей собственной иерархической структуре. Британцы не щадили усилий, чтобы искоренить некоторые наиболее отвратительные обычаи, например сати, но вовсе не из-за того, что хотели утвердить свою власть над религией. Просто им казалось безумным, когда вдову заставляют пойти на самосожжение.