С мертвого никто не спросит
Шрифт:
Круз ничего не ответил.
Сэнди взяла со стола сумку и поднялась с кресла.
— Пистолет я оставляю вам, — сказала она.
Реймонд молча кивнул.
— Послушайте, я на вас совсем не злюсь. По-моему, вы порядочный парень, — продолжила девушка. — У вас работа, которую вы должны исполнять. И знаете… возможно, что мы когда-нибудь еще увидимся…
Реймонд в знак прощания поднял руку, а когда дверь за Сэнди закрылась, опустил ее и встал. Подойдя к столу Хантера, лейтенант взял «вальтер» и попробовал его на вес. Затем он достал свой кольт и подкинул его на другой руке. Кольт оказался чуть тяжелее.
«Круз с двумя пушками стоит один в темной комнате, — подумал Реймонд. — Хитрый Круз… Круз
Через пару часов пребывания в бункере Клемент, чтобы услышать человеческий голос, включил проигрыватель и поставил диск Донны Саммер «Люблю любить тебя, милый». Он проверил, какие продукты запас Скендер, и обнаружил огромное количество консервированного горошка всевозможных сортов, говяжью тушенку — в общем, ничего такого, что ему захотелось бы съесть. Пить, как оказалось, было нечего, кроме воды из-под крана и двух банок безалкогольного напитка «Тэб» без сахара. Но воду, как предполагал Клемент, если его собирались здесь оставить, и ту должны были перекрыть. С того момента, как стена задвинулась, он ждал, что она вот-вот снова откроется. Прошло пять минут, а он по-прежнему оставался взаперти, надеясь, что скоро все изменится. Но не тут-то было. «Ну хорошо, пусть они поиграют со мной полчаса. За это время, по их расчетам, я должен буду от страха наложить в штаны. Они раздвинут стенку и спросят, не хочу ли я написать чистосердечное признание, а если я отвечу отказом, то они ее снова задвинут. Но нет, я прикинусь испуганным и скажу: „Господи, да я согласен на все, напишу, что вы хотите, лишь бы отсюда выйти“. Но потом, когда меня приведут в суд, заявлю, что признания в совершении убийств судьи и его подружки из меня попросту выбили. И тогда я не только выйду на свободу, но еще напишу заявление с жалобой на неправомерные действия полицейских и потребую с них за причиненный мне моральный ущерб. Сто тысяч долларов за мою расшатанную нервную систему будет вполне достаточно. Вы посмотрите, меня же всего трясет…»
Так думал Мэнселл, с надеждой поглядывая то на стену из шлакоблоков, то на свои золотые часы. После четырех часов ожидания время как будто остановилось. Он никогда не видел, чтобы стрелки часов так медленно двигались. Мэнселл встал и заходил по комнате, пританцовывая в ритме диско. Он жалел, что в бункере Скендера нет зеркала, в которое можно было бы посмотреться. «Ну кто бы мог поверить, что я сам добровольно танцую диско под пение негритянки, да еще в подвале», — подумал он.
Шесть пятьдесят… семь пятнадцать… семь тридцать пять… восемь ноль две… восемь двадцать… девять ноль пять. В девять тридцать две Мэнселл выключил проигрыватель. В девять сорок две раздался шум электродвигателя, и раздвижная стена пришла в движение.
Клемент, сидя в складном кресле, смотрел, как увеличивается просвет. «Если там албанец, мне конец, — подумал он. — Но возможно, это, пожалев меня, сделала Кэролайн Уайлдер. А может, она испугалась и послала кого-то меня выпустить. Но нет, это вернулись полицейские, чтобы предложить мне во всем признаться».
Он ждал, двигатель продолжал гудеть, но никто не появлялся. Клемент поднялся, подошел к проему и, просунув в него голову, посмотрел на выключатель. Как ни странно, но, когда он вышел из бункера, никто на него не набросился. Клемент подошел к печи и отключил двигатель.
Так кто же его выпустил? Если друг, то он бы сейчас ждал у входа.
Клемент перебрал в памяти имена своих друзей и знакомых и остановился на одном. Но Сэнди никак не могла его освободить. Ну, если только она хотела помочь ему, а дальше никаких отношений с ним уже не продолжать. Но возможно, это был кто-то из албанцев, который хотел выманить его на улицу, а потом застрелить. А может, его освободил тот, кого замучили угрызения
Мэнселл поднялся по лестнице в холл первого этажа и вышел на улицу через парадный вход. Во двор он выйти не рискнул — боялся засады.
Первое, что он увидел, был черный «кадиллак» Скендера. Случайно ли, что автомобиль албанца оказался у подъезда? А может, Сэнди оставила его, а сама пошла пешком? Или, может, кто-то решил использовать «кадиллак» в качестве приманки? Полицейские могли подложить в него пистолет в расчете на то, что он сядет в машину, а они его, Клемента, сразу и схватят.
Но не тут-то было. Задержать его за угон они могут, пожалуйста. Но если в машине окажется пистолет, он заявит, что оружие принадлежит владельцу «кадиллака». Все равно на пистолете нет его отпечатков.
Клемент открыл дверцу машины и пошарил рукой под сиденьем. Пистолета не было, только ключи. Решение он принял мгновенно — машину брать.
Мэнселл поехал на юг, в сторону центра города, миновал Лафайет, проехал мимо огромной неоновой рекламы пива «Стро», окрашивавшей небо в розовый цвет, и через десять минут уже стоял в лифте, поднимавшемся на двадцать пятый этаж. Он надеялся, что в квартире Дела Уимза он застанет Сэнди, которая и объяснит ему, кто освободил его из заточения и подогнал «кадиллак» к дому Скендера.
31
Мэнселл открыл дверь ключом, который получил от Сэнди, и вошел. В квартире, в окнах которой поблескивал свет с улицы, никого не было. Он прислушался в надежде услышать хоть какой-нибудь шорох, а потом окликнул:
— Дорогуша, ты дома?
Было половина одиннадцатого, и Сэнди, вероятно, накурившись травки, легла спать. Клемент включил в холле свет и прошел в спальню.
— Дорогуша, ты здесь?
Никакого ответа. Постель была не разобрана. Более того, Клемент не увидел вещей Сэнди. Он включил в спальне свет и открыл гардеробную. Но в ней висели только вещи Дела Уимза. Клемент подошел к туалетному столику, которым пользовалась Сэнди, наклонился, чтобы выдвинуть ящик, и сразу увидел «вальтер».
«Все-таки не утопила», — подумал Клемент и уже вслух с горечью произнес:
— Дорогуша, не могу поверить. Ты дважды меня подвела. Неужели нарочно, чтобы меня позлить?
Первым его побуждением было выбросить пистолет в окно. Клемент, брезгливо поморщившись, словно перед ним было что-то липкое, взял пистолет в руку и осмотрел его. «Вальтер» находился в прекрасном состоянии, и из него можно было стрелять хоть сейчас. Он извлек из пистолета обойму, увидел, что патроны в ней еще есть, но двух не хватает, и вставил обойму обратно в рукоятку.
Клемент, задумавшись, прошел в гостиную. Он пытался вспомнить, сколько раз он стрелял из пистолета. Пять раз в судью, три — в его подружку… Вернувшись в гараж, он перезарядил «вальтер». Значит, в нем должна быть полная обойма. Ведь так же?
Мэнселл включил настольную лампу. На краю стола перед стулом лежал светло-зеленый листок бумаги с рукописным текстом. Мэнселл сел на стул, положил рядом с запиской «вальтер» и, наклонившись над столом, стал ее читать:
«Дорогой Клемент, если ты читаешь мою записку, значит, о моем отъезде ты еще не знаешь. Я не буду говорить, куда поехала, ради твоего же блага. Нервы мои на пределе, и я не в состоянии выдержать ту жизнь, которую ты мне предложил. Я уже не девочка. Теперь о пистолете. Почему я его не выбросила? Сейчас объясню. За мной постоянно следили. Я много натерпелась, и потому прощай.
Твоя Сэнди.
P.S.Думаю, тебе лучше бежать!!!
P.P.S.УЖЕ СЛИШКОМ ПОЗДНО».