С мыслями о соблазнении

Гурк Лора Ли

ошибался.

– Сэр, вы хотели успеть до девяти принять ванну и позавтракать. Помните?

Сегодня вы приступаете к работе над книгой.

К работе над книгой? При этих словах затуманенное сном сознание Себастьяна

презрительно усмехнулось. Он ведь больше не пишет. Он что-то протестующее

промычал и перевернулся, полагая, что зрелище его спины образумит

Аберкромби и тот оставит его в покое. Но когда камердинер, покашляв, вновь

потряс хозяина за плечо,

граф понял, что недооценил настойчивость слуг,

которым задолжали жалование.

– Прошу прощения, сэр, но вы настоятельно просили разбудить вас в это время.

Вы сказали, мисс Меррик несомненно оценит пунктуальность.

Мисс Меррик? Ах, да. В голове тут же замаячил ее облик: стройное тело,

небольшие округлые груди и изящная попка, светящаяся кожа и золотистые

веснушки. Она считает, что веснушки следует скрывать. Глупая женщина. Он

мечтал поцеловать каждую из них. Все… до… единой.

Предаваясь сим эротическим мыслям, Себастьян глубже зарылся в подушку и

представил, как прикасается к Дейзи, скользя кончиками пальцев от ключицы

ниже, к вершинам грудей…

– Сэр, ванна уже готова. Если вы сейчас же не встанете, вода остынет.

Себастьян застонал при вторжении камердинера в то, что могло оказаться

чертовски приятной фантазией. Напомнив себе, что все равно не суждено

воплотить ее в жизнь, граф заставил себя проснуться и встать с постели.

Вымытый и выбритый, Себастьян обдумывал свои планы в свете событий

прошлой ночи. Граф вспомнил, как провел пальцем по бархатистым губам и

изумление, с которым Дейзи на него смотрела, – он был уверен, что поцелуй

неизбежен. Но эта умница видела Себастьяна насквозь и холодно остановила.

Ее прекрасные глаза светились решительностью, это выражение уже было

хорошо ему знакомо, и Себастьян осознал: чтобы расположить ее к себе,

потребуется куда больше изобретательности, чем он сперва думал. Камердинер

извлек на свет божий старый, изрядно поношенный костюм, в котором

Себастьян всегда любил писать, и он одобрительно оглядел удобные

фланелевые брюки и заляпанную чернилами белую льняную рубашку. Если

стараешься произвести на женщину впечатление, следует прилично одеваться,

но в их случае более действенно поступить наоборот. Он ведь пытается

предстать страдающим писателем в муках творческой агонии. Лучше одеться

соответственно.

Натянув брюки, Себастьян склонился над туалетным столиком к зеркалу и

потер ладонью по свежевыбритой щеке. Может, не бриться несколько дней и

уйти в запойное пьянство? Ничто не придает столь безумно артистичный и

страдающий вид, как отросшая щетина

и похмелье.

Он спустился вниз, когда часы пробили половину девятого и ожидал встретить

за завтраком мисс Меррик, но к его удивлению Дейзи в столовой не оказалось.

Зато была тетушка Матильда: попивая чай, она вскрывала письма. Тетя

сообщила, что мисс Меррик уже позавтракала и теперь трудилась в поте лица в

библиотеке. Прочитав в глазах двоюродной бабки упрек за то, что не занимается

тем же самым, Себастьян спешно проглотил чашку чая и порцию бекона с

почками, засучил рукава рубашки, дабы продемонстрировать горячее желание

работать изо всех сил, и объявил тетушке, чтобы их с мисс Меррик до обеда не

беспокоили. Избавив себя от всяческих неуместных вмешательств со стороны

тети или слуг по крайней мере на ближайшие четыре часа, Себастьян удалился в

библиотеку.

Он обнаружил ее за столом, строчащую что-то пером по бумаге. В профиль,

залитая солнечным светом из окна, высветившим все медные искорки в волосах,

она напомнила ему полотна Ренуара. Остановившись в дверях, Себастьян

прислонился плечом к косяку. Дейзи не обратила на него внимания, и с минуту

он, незамеченный, с удовольствием разглядывал ее и наслаждался зрелищем. За

все эти годы Себастьян стал весьма искушен в отыскивании причин,

отвлекающих его от писательских трудов, но Дейзи Меррик могла оказаться

самой восхитительной отдушиной из всех.

Ее волосы были собраны в массу мягких локонов и завитков, что очень

понравилось Себастьяну, потому как казалось, что они в любое мгновение

рассыпятся. Он повернулся, немного наклонившись, чтобы оценить стройный

изгиб шеи и миловидную линию щеки над строгим белым воротником блузы.

Эвермор представил, как нагибается, чтобы поцеловать нежную кожу ее ушка.

Занятый этими упоительными размышлениями, Себастьян не сразу заметил, что

когда она пишет, то не делает пауз и не сомневается, просто выводит одну

строку за другой без всякой опаски. До того, как он стал злоупотреблять

кокаином, ему никогда не удавалось так писать. Терзаемый вечными

сомнениями, он всегда имел привычку останавливаться и перепроверять

предложения, но ей, казалось, неведомы подобные сомнения. Кончик пера

издавал скрежещущие звуки, пока она бегло водила им по бумаге и лишь

единственный раз остановилась, чтобы окунуть перо в чернильницу. Себастьян

наблюдал за ней с легкой завистью. Как можно так писать?

Тем временем Дейзи закончила страницу, поставила перо в подставку и