С мыслями о соблазнении
Шрифт:
потрясенно прошептала:
– Что?
Себастьян положил рукопись обратно на столик.
– Все началось в Париже. Не знаю почему, – пожав плечами, добавил он. –
Наверное, от скуки. Я считал, в этом нет ничего особенного, просто получу
новые ощущения, нечто, о чем можно будет написать. А затем, в Италии, я
открыл для себя, каково писать под действием наркотика, это было словно
манна небесная. Понимаешь, писательство всегда давалось мне с трудом,
пусть мне хотелось творить, я чувствовал в себе призвание да вдобавок
заработал на том немало денег, я всегда мечтал найти способ облегчить этот
процесс.
Стиснув зубы, Дейзи сложила руки на груди.
– Каким образом меня это должно касаться?
Если он и заметил суровость в ее голосе, то не подал вида.
– Отец ненавидел меня за то, что я стал писателем, он никогда не понимал,
почему меня это заботит больше Эвермора. К тому времени, как я отправился в
Италию, я уже зарабатывал достаточно, чтобы содержать фамильное поместье.
Возможность выделять отцу квартальное содержание оказалась сладка, но, как я
уже говорил, мне всегда было нелегко писать… до тех пор, пока я не открыл для
себя кокаин. Я узнал, что если принимать наркотик, можно без малейших
усилий написать кучу книг. Не очень хороших, как ты понимаешь, зато много.
Впервые в жизни писать стало легко. Это оказалось весело. Я мог писать весь
день напролет, а потом всю ночь кутить. Я думал, что достиг нирваны. –
Себастьян замолчал, казалось, минула вечность, прежде чем он заговорил вновь.
– Эта нирвана длилась года три-четыре. А затем моя жизнь начала рушиться.
Теперь Дейзи поняла, о чем он говорил в тот день в летнем домике – кокаин был
его слабостью. Такой же, как для ее отца – бренди. Воспоминания о ранимой
тринадцатилетней девочке, которую постигло горькое разочарование, оказалось
достаточно, чтобы не дать ей разжалобиться, так что Дейзи повернулась к нему
спиной. Она направилась к выходу, но успела лишь взяться за ручку двери.
– Не уходи. – Голос Себастьяна раздался прямо у нее за спиной, он прижал
дверь ладонью, не давая открыть ее. – Пожалуйста, Дейзи, не уходи сейчас.
Просто позволь мне досказать то, что я должен.
Но она не хотела позволять. Закусив губу, Дейзи глядела на выкрашенные бело-
золотой краской дверные панели. Она не желала слушать, не желала знать об
этих вещах, не желала понимать или прощать. Она хотела уйти, и все же, когда
Себастьян отнял ладонь от двери, оказалось, что она не в силах заставить себя
открыть ее и выйти.
Дейзи стояла так в нерешительности,
продолжение его истории.
– Кокаин стал для меня важнее всего, – продолжил из-за ее спины Себастьян. –
Меня перестало волновать качество моих творений, критики принялись рвать
меня на куски, но мне было все равно. Я жил расточительно, но доходы стали
стремительно падать. И я влез в долги.
Слова сыпались из него, словно он знал, что она вот-вот сбежит, и хотел прежде
успеть объясниться.
– Дейзи, однажды ты спросила, почему люди ломают себе жизнь ради таких
вещей, но, несмотря на то что это случилось и со мной, я не могу дать тебе
ответа. Полагаю, просто наркотики притупляют нравственность. Это
единственное объяснение, которое я могу дать.
– Значит, в скандальных газетенках писали правду. – Она повернула к нему
лицо, желая использовать сие обстоятельство против него, уязвить Себастьяна
его прошлым, но не смогла.
Несмотря ни на что, она все еще любила его и не могла произнести жестокие
слова, чтобы его ранить.
– Да, – ответил он. – Безумные гулянки, выпивка, азартные игры – не было
порока, которого бы я не вкусил. Почти все, что ты слышала или читала обо
мне, – правда. Но кокаин… это было тайной. Об этом не знает никто. Никто,
кроме моего друга Сент-Сайреса, английского доктора, живущего в Италии, и
нескольких швейцарских монахов.
– Доктора? Так ты пытался вылечиться? – Дейзи еще только задавала этот
вопрос, а ей уже захотелось стукнуть себя по голове. Он зависим. Подобно
алкоголикам. Он никогда не вылечится.
– Мне пришлось, – признался Себастьян. – Однажды, я принял слишком много,
и это едва не убило меня. Когда я очнулся, доктор, за которым посылали, сказал, что если я продолжу принимать кокаин, он погубит меня, и только что будучи
на волосок от гибели, я понял, что должен остановиться. Для отвыкания доктор
порекомендовал подыскать уединенное местечко в швейцарских Альпах…
монастырь, на худой конец. – Себастьян попытался выдавить улыбку. – Я, и в
монастыре. Можешь себе представить?
Дейзи чуть было не улыбнулась в ответ, но вовремя одернула себя.
– Продолжай, – закрыв глаза, жестко отрезала она. – Закончи рассказ, чтобы я
могла уйти.
– Три года я провел, преодолевая свою зависимость. Я никому никогда об этом
не рассказывал, даже Матильде, но твой отец пил, и я подумал, ты имеешь
право знать, что и у меня есть подобная слабость.