(С)нежные дни
Шрифт:
Дорога была загружена, ехать пришлось долго. Казалось, все непременно спешили куда-то попасть тридцать первого, поэтому, когда Вадим остановился у дома, было уже около девяти. А окна в доме темные. Все, кроме квартиры Тамары Ивановны. Значит, все-таки не зря ехал. Посидев немного в салоне автомобиля, Вадим вышел на улицу чтобы открыть ворота.
Сначала просто подергал створки – закрыты. Значит, придется открывать изнутри. Для этого надо было зайти в подъезд дома, пройти его насквозь и выйти через заднюю дверь, которая вела во двор, затем поднять балку, скрепляющую створки ворот.
Потом хлопнула дверь подъезда, и на дорогу вышел старый человек.
– Борис Ильич! – окликнул его Вадим.
Человек обернулся и первое время щурился, пытаясь разглядеть гостя, а потом с легким сомнением в голосе спросил:
– Вадим?
– Я.
– Вот неожиданность. – Он немного потоптался. – Ты один?
– Один.
– Тогда к нам заходи. Устроим Тамаре Ивановне сюрприз.
Вадим подошел к старику и пожал ему руку. Рука Бориса Ильича оставалась крепкой.
– Как Тамара Ивановна?
– А вот придешь и сам увидишь.
Вадим улыбнулся.
– Тебе помочь?
– Да нет, я только машину поставлю и ворота закрою. Через пять минут буду.
Борис Ильич кивнул:
– Тогда пойду предупрежу. Про гостя.
Когда Вадим вошел в подъезд с пакетами, дверь квартиры была приоткрыта. Его ждали.
– Вот так подарок! – воскликнула стоявшая в коридоре Тамара Ивановна. – Вместо Деда Мороза. Ну давай, разувайся, раздевайся, руки мой и за стол.
Ничего не изменилось. Сколько раз она говорила те же самые слова, когда они вместе с Вовкой, ее сыном, забегали попить воды в детстве. И так приятно было подчиниться сейчас этим хозяйским распоряжениям.
А в комнате ждал накрытый стол, а за столом сидели гости. И начались представления друг другу.
– Это Катерина, твоя теперешняя соседка.
– А где же Морошкины?
– Так они уже год назад как съехали. Дом на той стороне построили и съехали. А квартиру сдали.
– Очень приятно, Катерина.
– А это наш учитель истории Себастьян Петрович.
– Вадим, – и крепкое рукопожатие.
– Катя тоже учитель. А вот посмотри, как вырос наш Паша. Паша, узнаешь дядю Вадима?
– Который капитан дальнего плавания?
– Он самый, – ответил Вадим.
Ольга, сама того не зная, назвала его точно так же, как всегда называла Марго.
«Ты, Вадим, всю жизнь будешь бороздить моря и океаны, – говорила она. – А женщины ждать не любят».
Она оказалась права.
– Где же сама Марго?
– Ой, Вадим, тут такая история приключилась. – Тамара Ивановна пододвинула поближе к гостю салат. – Марго в больнице, а Паша у нас.
Дальше последовал подробный рассказ про аппендицит. Потом все вспомнили про праздник, наполнили бокалы шампанским, и Борис Ильич на правах хозяина дома провозгласил краткий, но емкий тост:
– За уходящий год!
И елка сверкала разноцветными огоньками, и президент по телевизору поздравлял граждан с наступающим Новым годом, и куранты отбивали удары, и снова было шампанское и поздравления. Были рассказы Себастьяна Петровича и Паши
– Она у нас теперь бизнес-леди, – посмеивался Борис Ильич.
А Вадим вспоминал забавные случаи из детства, и все смеялись над проделками Марго, Вовки и его собственными.
– Да, это была настоящая банда, – утирала от смеха слезы Тамара Ивановна, – и главное, мальчишки-то большие уже, а Марго совсем маленькая, но везде за ними бегала.
Вадим сидел за столом и чувствовал себя так, как уже давно не чувствовал. Он был дома. Именно так. Ни больше ни меньше. А дом – это стены, это люди, это место, где тебе хорошо.
И комната эта почти не изменилась, только хозяева постарели, и Пашка смотрел на него глазами Марго, и учитель со смешным именем казался симпатичным. Таким в жизни приходится нелегко, слишком воспитанные и щепетильные. Но, может, именно их и не хватает. Наглых и беспардонных полным-полно. А тех, которые на голом энтузиазме из старой избы галерею сделают, чтобы детям и отдыхающим праздники устраивать…
Когда пришло время пить чай, Вадим вспомнил про подарки. Пакет так и остался лежать в прихожей. В нем нашлось все – конфеты и праздничные полотенца для Тамары Ивановны, коньяк для Бориса Ильича, машина на дистанционном управлении для Паши, а подсвечник, который Вадим и сам не знал, зачем купил, – просто понравилась толстая красная свеча в окружении настоящих сосновых шишек, искусственной хвои и засушенных ягод, – он вручил Катерине.
Она одна была за столом молчалива. Но это не было молчание замкнутого или недовольного человека. Это не было молчание человека невеселого. Просто, наверное, она не из тех, кто перетягивает внимание на себя. И вместе с тем нельзя было сказать, что Катерина затерялась.
Ровная спина, светлые волосы, убранные в низкий узел, и кудрявые, выбившиеся завитушки у ушей. Черты лица тонкие, как у фарфоровой статуэтки. И сама она казалась Вадиму не отсюда. Такие женщины не живут в поселке с названием Вырубка, такие не живут даже в мегаполисах, наверное. Они из прошлого, из пушкинских времен. Таким пишут письма, и непременно на французском, и возят на воды в Кисловодск.
Они сидели рядом, Вадим подливал в ее фужер шампанское, она благодарила в ответ с едва заметной мягкой улыбкой, а он смотрел на ее шею, заметил светлые завитки не только около ушей, но и чуть ниже узла. И мочки ушей с крошечными блестящими капельками-сережками казались по-детски розовыми и беззащитными. А на безымянном пальце левой руки у нее было небольшое кольцо с тремя темными, почти черными камушками, которые полыхали красным, если Катерина шевелила рукой. И золото было необычного цвета, не красное, не лимонное, а ярко-желтое с чернью. Как на картинах.
Что же делает эта барышня в Вырубке? Да еще, судя по всему, одна. Что квартиру снимает, это Вадим понял.
А что он сам здесь делает? Когда в Москве остались Серега и Ольга. Про себя он знал.
Наверное, Катерина про себя тоже знала.
В половине второго она поднялась и сказала:
– Паша, нам пора спать, а то завтра не встанем. Нам ведь с тобой к маме ехать, поздравлять ее с Новым годом.
– Завтра маршрутки могут плохо ходить, первое января, – поделилась опасениями Тамара Ивановна.