С новым счастьем!
Шрифт:
Вика старательно покрывала ногти перламутровым лаком, слушая Татьяну Михайловну. Руководитель их группы стояла перед зеркалом рядом с дверью и начесывала волосы, с которых только что сняла бигуди. В холодное время она часто приходила на работу с бигуди под шапкой.
Татьяна Михайловна увлеченно рассказывала об отдыхе с дочерью на Кавказе. В тот момент, когда она начала красочно описывать, как потеряла в воде ласту, дверь открылась, и в проеме показалось испуганное лицо Бориса Михайловича, её непосредственного начальника. Он с ужасом молча смотрел на торчащие вверх начесанные волосы
В кабинете воцарилась гробовая тишина, нарушаемая дерганными движениями – женщины, в том числе и Вика, прятали со столов неподобающие предметы, чтобы кабинет принял рабочий вид. В принципе, это было абсолютно бесполезно, так как в комнате витал стойкий запах парфюмерии – ацетона, лака для ногтей, лака для волос, духов.
– Борис Михайлович, доброе утро, – как ни в чем ни бывало поприветствовала босса Татьяна Михайловна, – что-то Вы сегодня совсем рано. Еще даже и десяти нет. Мы себя в порядок даже не успели привести.
Как только прошел первый шок, и женщины поняли, что босс не собирается заходить в кабинет, они понемногу расслабились. Глядя друг на друга – сидящих с растопыренными пальцами, с незаконченным макияжем или прической, сотрудницы начали хихикать. Чтобы максимально соблюсти приличия, они старались не смотреть ни друг на друга, ни на Бориса Михайловича.
Взгляд все ещё молчащего босса из испуганно-ошалелого постепенно стал начальственным.
– Я хотел бы сообщить Вам, Татьяна Михайловна, что Ваш рабочий день начинается в девять часов утра, – наконец заговорил он. – Хотелось бы, чтобы полноценная работа группы начиналась именно с этого времени.
Бросив уничтожающий взгляд внутрь кабинета, Борис Михайлович аккуратно закрыл дверь.
– Ну вообще офигел, – возмутилась Татьяна Михайловна, продолжая начесывать вторую половину головы, – он же всегда часов в одиннадцать обход делает.
Сотрудницы облегченно расхохотались. Вика поняла, что все это время сидела с напряженно растопыренными пальцами, боясь задеть сохнущий лак.
С начальником электриков Геннадием Хмуровым, суховатым мужиком лет тридцати, Вике удалось поговорить в этот же день. Она окликнула его в коридоре, и, как бы невзначай, сообщила, что один её одноклассник ищет работу. Генка удивлённо посмотрел на Логинову, поинтересовался, откуда она знает, что в его отдел требуется электрик, но, не получив вразумительного ответа, махнул рукой и назначил время встречи с Четвертаковым.
После соблюдения всех формальностей в начале октября 1988 года Хан Батый начал работать в их проектном институте.
Стояла солнечная, красивая и пёстрая осень. Работники проектного института старались насладиться последними сухими, условно тёплыми днями и в обеденное время выходили на улицу погулять.
Четвертаков естественным образом принял участие в прогулках двух подруг. Поначалу Кирилл старался быть ближе к Маринке, но та шарахалась от него, как от зачумлённого. В конце концов он стал всегда вставать со стороны Виктории и разговаривать с Маринкой исключительно через неё. Другие коллеги, почувствовав напряжение внутри этой троицы бывших одноклассников, перестали присоединяться к ним во время прогулок.
– Виктория, я хотела бы с Вами поговорить наедине, – Лидия Степановна выцепила Вику в женском туалете и заговорщицки потянула её в конец коридора, где обычно никто не ходил. Это произошло месяца через два после начала работы Четвертакова.
– Да, конечно, – ответила радушно Вика, но где-то внутри начало плескаться какое-то смутное беспокойство. Она практически не была знакома с этой полной женщиной из отдела оборудования, просто знала её в лицо, как многих других, работающих на их этаже, и всегда автоматически здоровалась.
– Викочка! Можно я буду так Вас называть? – Лидия Степановна аккуратно положила свою пухлую руку на Викино плечо. – Вы очень хорошая и умная девушка. Я давно наблюдаю за Вами. У Вас такое интеллигентное лицо, да и коллеги Ваши очень высокого мнения о Вас. Все Вас любят, – женщина помолчала немного и, подбирая слова, закончила, – к Вашей подруге у них совершенно иное отношение. Она несколько капризна.
– Лидия Степановна, Вы хотите обсудить со мной мою подругу? – Вике совершенно не понравилось начало беседы. У неё было ощущение, что женщина её «прощупывает», чтобы побольнее ударить. Рука, лежащая на её плече, только усилила это впечатление.
– Нет, ну что Вы, что Вы. Вы обе прекрасные девушки. И с Вами такой интересный молодой человек из отдела электриков, – Лидия Степановна замялась, но потом продолжила скороговоркой, не давая Вике перебить себя. – Викочка, все полагают, что этот молодой человек ухаживает за Вами. Я не очень поняла, как именно Вы к нему относитесь, у Вас такое скрытное лицо, на нём не видно Ваших чувств. Вот у молодого человека лицо гораздо более открытое. Он ухаживает за Вами, но смотрит-то он на Вашу подругу!
– Спасибо, Лидия Степановна, я всё поняла. Можно я пойду на место, мне надо работать, – Виктория отодвинулась, освобождаясь от руки Лидии Степановны, и вежливо улыбнулась, изо всех сил старалась не показать, насколько неприятным оказался для неё этот разговор. Даже попыталась пошутить, показывая, что всё сказанное её не затрагивает, – коллеги, наверно, уже потеряли меня и скоро в розыск подадут.
– Викочка, я сочла своим долгом Вас предупредить. Я очень хорошо к Вам отношусь, – проговорила женщина уже в Викину спину. Похоже, она прекрасно видела все Вичкины уловки сдержать себя.
Виктория пришла на своё рабочее место. Взялась за карандаш, но никак не могла сосредоточиться на чертеже. Взгляд упал на сложенные чертежи. Вика вспомнила, что ей надо в ближайшие дни идти к смежникам-строителям, которые сидели на Маяковской. Сами подруги, а теперь еще и Четвертаков, работали на Горьковской. (прим. с 05.11.1990 – Тверская)
– Марин, я пойду к строителям, а оттуда сразу домой. Сейчас четыре часа, как раз до шести спокойно управлюсь.
– Чертежи домой что ли повезёшь?