С отцами вместе
Шрифт:
У большевиков правда, мужики. Больше искать негде. Тут рабочие ребята со станции не шибко гладко говорили, но им поверить можно, а не тому граммофону, которого Петухов завел. Сладко он поет, да только меня от сладкого тошнит… Эх, да что там говорить!..
Капустин повернулся к столу.
— Записывайте меня в комсомол!
— Как же быть? — шепотом спросил Федя у Мокина!
— Записывай, потом разберемся!
— Почин сделан! — обрадовался Федя. — Кто еще? Эй, молодежь, подходи поближе!
— Пиши меня! —
На первой парте завозился его отец.
— Андрюшка, я с тебя шкуру спущу!
Молодой Котельников распахнул полушубок, на английском френче засверкали медные пуговицы.
— Слышь, тятька, спускай мне шкуру! А я на тебя в госполитохрану заявлю!
— Ладно, дома поговорим! — свирепо буркнул отец.
Анна Гречко встала за столом, сняла с плеч платок.
— Я вхожу в ряды Эр-ка-эс-эм! И не боюсь, что мне обещают сломать ноги!
Ей было видно, как Петухов и Химоза пробивались к выходу. Подпоясанный красным кушаком толстомордый мужик надел на руку табуретку и тоже начал проталкиваться к дверям.
— Записывайтесь в комсомол, товарищи! — призывал Федя.
Анна занесла в список еще трех парней. Девушки к столу не подходили…
Закрывая собрание, председатель ревкома затянул Интернационал, его поддержали Федя, Митя и Анна. Больше никто не знал слов, и гимн прервался после первого куплета. Тогда Капустин запел «Смело, товарищи, в ногу». Эту песню допели до конца.
Расходились уже в сумерках. В избушке, где квартировала Анна Гречко, докладчики пили чай с яричным хлебом, посыпая его солью. Хозяйка, бойкая, суетливая старушка, угостила комсомольцев сладкой паренкой — испеченной в русской печи брюквой. Прощаясь, она потрепала кудрявую Федину шевелюру, потрогала лоб.
— Что ты, бабушка? — удивился Комогорцев.
— Никаких рогов нет!.. Врут все! Идите с богом! Ты, Аня, не провожай, в темноте еще варнаки нападут.
Приезжие пошли на разъезд одни, Андрей Котельников с ними не простился, отец запер его на ночь в стайке, вместе с коровой…
В переулке из-за высокого забора кто-то бросил в комсомольцев увесистый обломок кирпича, но не попал.
— Это петуховские парни провожают нас свежим пшеничным хлебом! — сказал Федя.
За околицей, когда вышли на дорогу, он пропел частушку:
Я отчаянна головушка, Ничем не дорожу, Если голову проломят, Я полено привяжу…Небо было темное, опять начинался противный мокрый снег.
— Слушай, Митя, где твоя конторская книга со знаменитым докладом?
— Оставил на память Анне Васильевне!
— Ага, ты уже и отчество ее знаешь? Так, так!..
Глава
Тревога
— Я хотел посылать за вами, — сказал Блохин, как только Митя Мокин и Федя-большевичок перешагнули порог партийного комитета. — Тут такое заваривается… Одним словом, тревога, товарищи!..
Комсомольцы стоя выслушали Блохина… Он рассказал о том, что на юго-востоке Забайкалья начинают действовать белогвардейские банды. Они выходят из Маньчжурии, снабженные японским оружием и боеприпасами. Бандиты налетают на станицы, расположенные на берегу пограничной реки Аргунь, громят ревкомы, убивают коммунистов и комсомольцев, сжигают их дома. Небольшие банды появились и в Прибайкалье…
Армия Дальневосточной республики ведет бои на фронтах, отвлекаться на борьбу с бандами в тылу не может, поэтому части особого назначения, состоящие из членов большевистской партии и комсомола, принимают этот удар на себя. В окрестных селах бродит какая-то банда. Своими силами придется охранять станцию, депо, водокачку, телеграф и железнодорожный мост. Бойцы ЧОНа должны теперь ходить на работу с винтовками, чтобы в случае тревоги немедленно явиться на сборный пункт. Все коммунисты и комсомольцы будут ночевать в нардоме, там же располагается штаб ЧОНа.
— Обойдите всех комсомольцев и предупредите их об этом, — строго наказал Блохин. — Ну, а как в деревне погостили? Да вы садитесь!
Митя и Федя подробно рассказали о собрании в школе, о людях, которых удалось запомнить. Поведение Химозы больше всего заинтересовало Блохина.
— С этим типом нам еще придется встретиться не раз! — Блохин посмотрел на часы. — Ступайте, ребята!..
— Уснуть бы часок, — сказал, потягиваясь и позевывая, Федя, — ночь-то мы на разъезде, да на тормозе провели в обнимку с холодом.
Митя подтолкнул его в спину.
— Иди без разговорчиков! После мировой революции отоспимся!..
Никогда Костя не собирался в школу так, как в этот раз. Опоясался ремнем поверх пальто, справа от медной бляхи надел подсумок с несколькими обоймами патронов. Прикрепил к шапке найденную на станции красную звездочку. Винтовку взял «на ремень», левой рукой подхватил связку учебников. Мать молча наблюдала за его сборами, проводила до калитки и прошептала: «С богом!»
У соседних ворот, как всегда в такую пору, стояла Вера Горяева в потрепанной материнской курмушке.
— Ой, Костя! — восторженно вскрикнула она. — Ты как настоящий солдат!
Костя чувствовал себя совсем взрослым и не знал, о чем сейчас говорить с Верой. Так и шли молча. На мосту к ним присоединились Ленька Индеец, Кузя и Пронька.
— Тяжелая? — спросил сразу же Ленька, притрагиваясь к винтовке.
— Да нет! — как бы между прочим ответил Костя. — Всего одиннадцать фунтов с четвертью!