С первого вздоха
Шрифт:
— Но войны я не хотел, — отозвался, идущий за нами мужчина.
— Нет, не хотел, — тяжело вздохнул король. — И я до сих пор корю себя за то, что сделал.
— Из-за того, что едва не погубили мир? — придержала одной рукой полы длинного халата, спускаясь вниз по лестнице.
— Из-за того, что Широ мне до сих пор не простил смерти любимой женщины.
Тут уже я остановилась, обернувшись, чтобы посмотреть на сына короля.
— Я ее любил, но не хотел ее смерти, — проговорил тот едва слышно. — Луше живая и с другим, чем… — не договорил он, отведя взгляд
— Тогда я не послушал своего наследника и отослав Его на дальние рубежи, напал на твоего деда. Я просто не мог смотреть на страдания сына, — вновь заговорил король и мягко потянул меня за собой. — А после, дорого заплатил за свои действия. Широ отказался от наследования и титул наследного принца перешел к его младшему брату. Но страшнее всего было осознавать то, что я сам, вот этими руками и своими действиями причинил своему ребенку еще большую боль.
— Оставим прошлое в прошлом, — напряженно предложил Широ и я была с ним полностью согласна.
Король, молча кивнул, соглашаясь с сыном и завел меня в довольно большую кухню.
ШИРО
— Мне жаль, что мама не смогла ответить на ваши чувства, — обернулась Люба ко мне. — Я бы гордилась, будь вы моим отцом, — сказала искренне, от всей души и начала медленно оседать.
Едва успел подхватить ее на руки.
— Отец!?
Руки тряслись, сердце громко бухало в груди. Я словно снова оказался в том храме, качая на руках любимую женщину и повторяя раз за разом одно и то же:
— Прости, прости, прости…
— Ты не виноват… Будь счастлив.
Это были ее последние слова, а через секунду, ее взгляд остекленел. Я пытался ее спасти, вливая свою энергию, пытаясь восполнить то, что она отдала, в попытке обезопасить свое дитя. Но даже находясь на пороге смерти, та, единственная ради которой билось мое сердце, не приняла от меня ни капли.
— Широ! Очнись!
Сквозь марево воспоминаний донесся голос отца.
— Ей нужна энергия!
— Не принимает, — покачал головой, все еще находясь в своих воспоминаниях.
— Это мою, она не принимает, а твою примет. Твоя энергия ближе к энергии Рагона, чем моя. Ну же, очнись! Ты обязан спасти ее дочь!
И я очнулся. Эта светлая девочка только что сказала, что хотела бы быть моей дочерью и она ей будет!
Моя энергия устремилась к Любе бурным потоком, но вливалась едва ли по капле.
— Не принимает. Почему и она не принимает? — поднял глаза на отца, который внимательно рассматривал грудь девочки, скрытую лишь тонкой тканью рубашки.
Руки действовали сами по себе. Успокоился, только тогда, когда укутал хрупкое, безвольное тело толстым халатом.
— Куда ты… — начал со злостью, но отец меня перебил.
На ее слишком тонкие каналы, всего лишь на энергетические каналы, — тепло улыбнулся, глядя на меня. — Они не развиты, словно она постоянно голодала. Попробуй окружить ее коконом своей силы и вливай по немного в каждый.
Присмотрелся и увидел то, о чем говорил отец. Предложенный им способ действительно
— Прости, — посмотрел на отца, а он стоит рядом, и улыбается.
— Ты оживаешь, — похлопал меня ладонью по плечу. — Она смогла сделать то, что не смог сделать твой сын. Эта девочка вернула тебя к жизни.
Я не знал, что на это ответить, по этому сел на стул, прижимая к груди свою девочку, ту, которая не была моей кровной дочерью, но которую приняла моя истерзанная душа.
— Посидите, пока я приготовлю нам поесть. Люба скоро очнется.
Я держал в руках ту, что так похожа на нее, но все же, отличия были заметными, да и чувства, что я сейчас испытывал, были вовсе не романтические.
Такая маленькая, хрупкая, худая до прозрачности. Все во мне кричало защитить, оберегать, нежить, баловать. Отец стоящий у плиты и бросающий на нас частые взгляды, испытывал те же самые порывы. Это заложено в нас природой, оберегать тех кто слабее, лайс, дающих не просто жизнь, но и силу достаточную для того, чтобы новые жизни смогли выжить.
Чем больше я чувствовал и размышлял, тем все меньше и меньше понимал Рагона. Он жив, с ним все хорошо в физическом плане, я это чувствовал так же как отец. Но понять его действий не мог, от чего злость плескалась внутри, грозясь пролиться на виновника ледяным потоком.
— Как он мог ее оставить? — спросил тихим голосом, боясь потревожить сон хрупкого создания в моих руках. — Она такая беззащитная, а он ее бросил! — добавил уже с изрядной порцией злости.
— Он пытался ее обезопасить, — ответил отец даже не обернувшись.
— Оставив одну?
— Они с Сатом сейчас разгребают наши проблемы. Забыл, как мы сами оказались в болоте?
— Когда выберемся отсюда, собственными руками порву эту лживую дрянь вместе с ее папашей, — прорычал потеряв контроль настолько, что показались клыки, а хвост, опустив руку дочери, нервно забил по полу.
— Сомневаюсь, что после мальчиков нам хоть что-то достанется. Сейчас эта тройка наведет такого жуткого кошмара, что на восстание против нас еще долго никто не решится.
— Двойка, — поправил отца и все внутри сжалось от беспокойства за сына.
— Что ты имеешь в виду? — тут же напрягся отец.
— Нарс спит.
— Отдохнет и примется за работу вместе с братьями, — не понял он моего беспокойства.
— Он спит все время. Уже больше недели.
— Я свяжусь с Сативом!
Отец скрылся за дверями кухни и его колючая сила разлитая в воздухе от беспокойства за внука, пропала вместе с ним. Всех троих он любил до безумия, но никогда бы в этом не признался. Мужчине нужны советы, поддержка и твердая рука, а нежностью поцелуями их обеспечат матери и жены. Так он всегда считал, так мы все росли под его умелым руководством и я его понял только с появлением Нарса в моей жизни. Какими бы мы не были снаружи, никто нам не запрещал любить внутри. Но что-то мне подсказывает, что наша хрупкая девочка станет той, ради которой и он и я, спустим свои чувства с контроля.