С петлей на шее
Шрифт:
Значит, она не ушла жить в другое место. Это радует.
Уже спокойнее я подошел к жестяному ведру. Умылся ржавой, пахнущей железом водой. Поплескал на затылок, стараясь привести мысли в порядок. Почистил зубы и причесался. Каждое из действий я выполнял как можно медленнее и тщательнее, чтобы привычными делами отдалить наступление паники. А она неизбежно начнется, когда я начну думать над сложившейся ситуацией. Все-таки какую бы боль мне не причиняла Вичка, но я ее люблю. И ни разу не позволял себе повысить голос, выслушивая беспочвенные
Я вытерся полотенцем и сел на кровать. Куда могла пойти Вичка? Подруг у нее здесь нет. Конечно, Вичка общается с местными, но настолько редко, что даже не помнит их имена. Или я просто не все знаю? Когда я разговаривал с ней по душам в последний раз? Когда спрашивал, как прошел день?..
Нет! Глупости! Я это спрашиваю каждый раз, когда возвращаюсь из рейда! И каждый раз застаю подругу сидящей с журналом, книгой или кружкой чая в кресле-качалке! Выслушиваю не вполне внятный ответ, что «все в порядке. Сходить за едой?». Потом Вичка вновь углубляется в текст и свои фантазии. И никогда она не выходит гулять!
Дверь скрипнула.
— Вичка?! — вскочил я и замер.
На пороге застыла моя девушка.
И не моя одновременно.
Каштановые волосы, что всегда приятно пахли чем-то неземным, превратились в уродливый ежик. Высокую грудь обтягивает кожаная куртка с красной нашивкой на левом предплечье. Между двух привлекательных холмиков безвольно повис отвратительный фиолетовый галстук. Стройные, ровные и красивые ноги скрыты черными кожаными штанами.
— Уже вернулся? — спокойно спросила Вичка. — Ел?
— Нет, — тихо ответил я, чувствуя, что сейчас в Гарнизоне число сумасшедших увеличится.
Девушка, уловив мое настроение, смущенно закрыла за собой дверь. Села на расхламленную кровать и по-детски сложила руки на коленях. В бараке повисло тяжелое молчание.
Чувствуя, что вот-вот взорвусь, я сел в жалобно скрипнувшее кресло-качалку. Мысли в голове совершенно перепутались, все готовые слова куда-то пропали. Осталась только кипящее внутри раздражение.
— Ничего, — вдруг сказала Вичка.
— Ч-что? — недоуменно заморгал я.
Девушка еще больше смутилась от моего взгляда, покраснела так, что уши стали пунцовыми. Стеснительно прошептала, ломая руки:
— Ты ведь хочешь спросить, что я с собой сделала, правда? Но почему-то молчишь… Вот я и решила сразу ответить на твой вопрос.
— Разумно, — кивнул я, вспоминая, есть ли в Гарнизоне психотерапевты.
В комнате вновь повисла неловкая пауза. Вичка продолжала неловко ломать руки, а я просто не знал что сказать. Неожиданно девушка зло спросила, будто подзадоривая себя:
— Ты думаешь, я дура?!
— Что? — я явно не успевал за ходом ее мыслей. — Вика, я…
— Я все вижу, все понимаю! Ты исчезаешь из дома, где-то пропадаешь! Считаешь, что я так и должна обслуживать тебя?!
— Вика,
— Молчи!! — голос Вички взвился пронзительным фальцетом. — Молчи, подонок! Ты думаешь, я полная дура?! Все только и говорят о том, что ты убил их! Это твоя вина, что люди не возвращаются обратно! И Лильку тоже ты убил! А может быть, еще и трахнул напоследок?! А? Со мной, наверное, тебе уже скучно?!
— Что ты несешь?! Какую Лильку? — чуть повысил голос я, поневоле начиная защищаться.
— Тарасову Лильку! Хранительницу, которая с вами наверх пошла!!
— Да ты что?! — взорвался я, и от крика Вичка испуганно отпрянула к стене.
— Не кричи на меня! — расширив наполненные слезами глаза, едва слышно прошептала девушка. — Ты не имеешь права кричать на меня!
Я уже и сам понял, что совершил глупость. Присел перед ней на корточки, попытался взять за руки. Успокаивающе прошептал:
— Прости, Вичка, прости. Видишь, я уже не кричу. Только не плачь, хорошо? Только не плачь, родная!
Вичка вырвала руки, но тут же сама обняла меня. Заливаясь слезами, тихо запричитала:
— Зачем ты убил Женечку? Он же был маленький. В чем он провинился?.. Зачем ты убил его, тварь?.. Зачем…
Чувствуя, что сердце разрывается на части, я успокаивал девушку, поглаживая ладонью ненавистный жесткий ежик. Одновременно сгорая от ярости к Веселковой, что промывала мозги больному человеку, и, умирая от сострадания к Вичке, я готов был застрелиться. Давно бы застрелился. Только кто будет присматривать вместо меня за Вичкой? Кому она нужна, свободно плывущая в бреду своих фантазий?!
— Ты не трахался с Лилькой? Нет? Почему ты уходишь от меня каждый день?! Становится так темно, Котя… а боюсь темноты… и я боюсь, что у тебя любовница! Но ничего, теперь я смогу защитить свои права… Ты же никого не убивал?..
Девушка продолжала шептать обвинения, начиная заговариваться. Слезы текли из пустых глаз, губы беззвучно произносили проклятья и мольбы, ниточка слюны от губ вытянулась к груди. Я снял воняющую пылью и дешевой краской кожаную куртку, уложил Вичку на кровать. Продолжая гладить и успокаивать, помог разуться. Уже сквозь дремоту, что всегда приходила после неожиданных взрывов, девушка прошептала:
— Только не уходи больше, Котя… Ты все, что у меня осталось…
— Не уйду, солнышко. Куда же я без тебя? Конечно не уйду.
— Я люблю тебя, Котя…
5
Так уж устроен человек, что получивший выволочку на работе за отгул или опоздание, тут же об этом забывает. Память человека фиксирует только радостные события, нажимая «DELETE» на файлы с неприятностями. Ну наорал шеф, ну с кем не бывает?
Или, поссорившись с кем-нибудь в троллейбусе или метро, злишься целый день. Но к вечеру, максимум наутро, все равно злость уступает место другим чувствам. И уже понимаешь, как глупо ты поступал, когда ссорился и злился.