С петлей на шее
Шрифт:
Замешкавшаяся Танюша захлопала глазами, за что получила весьма увесистый удар в бок от раздраженной Арины. Группа с неудовольствием собиралась, девушки с неприязнью поглядывали на являвшую собой образец спокойствия Вику, но молчали.
— Отключить питание комбинезонов! Нас не должны засечь их радары! — раздавала команды Арина. — Всем проверить оружие. Быть настороже, враг рядом, и он чрезвычайно опасен.
— Так, может быть, броню не отключать? — осторожно спросил Филипп.
— Выполнять приказ, хантер! — выпалила Веселкова. — Ты хочешь, чтобы тебя подстрелили, как тетерева на охоте?! Или мы здесь шутки шутим?! Против тебя сейчас опасный и вооруженный враг! У нас только один козырь —
Щенок уязвленно замолчал, всем видом показывая, что не согласен с тупым начальством. Такие всегда знают лучше всех как нужно управлять, приказывать, поднимать ВВП в стране. Но все же принялся шарить руками по комбинезону, отстегивая ремешки и отсоединяя провода. Спустя минуту задвигались и амазонки, уже с открытой ненавистью поглядывая на Викторию. Всем хотелось отдыха, всем хотелось отстрочить встречу с хантерами. Со всех сторон послышались резкие вздохи, когда в щели комбинезонов начал прорываться ледяной ветер. Мороз яростно кусал кожу, обжигал легкие, слезы мгновенно замерзали на ресницах.
— Отлично! — встряхнулась Арина, чувствуя, как при выключенном питании вес брони резко увеличился. Но мороз приятно взбодрил. Захотелось пробежаться, а это именно то, что сейчас нужно. Главное — не забывать дышать только носом, иначе в Гарнизон уже можно не вернуться. Легкие обгорят на таком морозе за пару тройку часов.
Амазонки, косясь на спокойно и неторопливо шарящие по льду щупальца, что успели уже почти полностью восстановить потолок ловушки, побежали. Сначала медленно, лениво, прогибаясь под килограммами брони. Потом веселее, быстрее. Адреналин щедро наполнил кровь, жажда боя понемногу крепла даже в зубастом щенке.
Спустя некоторое время Арина уже сама пожалела о своем опрометчивом решении об отключении комбинезонов. Мышцы быстро устали. Не помогла даже старательно культивируемая ненависть к хантерам. Вдобавок, мороз уже настолько глубоко проник под броню, что понемногу отнималась чувствительность суставов. А обморожение наступает быстро. Очень быстро и незаметно.
«Откуда ты взялась на мою голову?!» — с ненавистью подумала Арина, поглядывая на Викторию, что как ни в чем не бывало трусила рядом.
В глубине возникла, затем стала больше неожиданная женская жалость к себе. С тоской проступили перед глазами картины прошлого, сменяли друг друга. Но одна из них чаще других возвращалась. Картина заполненной горячим паром ванной, с ароматной пенкой, тихим шорохом лопающихся пузырьков.
— Враг!
Еще не успев осознать смысл слов Виктории, Арина бросилась в снег. На лету сгруппировалась, выставила автомат. Завертела головой, в поисках хантеров, но увидела лишь бесконечный и успевший обрыднуть снег. Веселкова бросила вопросительный взгляд на девушку, та коротко кивнула куда-то. Арина посмотрела в указанном направлении и ахнула.
Константин Керенский и два американский спецназовца как ни в чем не бывало двигались вперед. Автоматы заброшены за спины, словно они на прогулке, а не в «метели»! От шлема Керенского периодически отлетает облако дыма. Курит, подонок! На таком малом расстоянии Старшая Хранительница даже различила обрывки фраз.
Арина вздрогнула. Если бы Виктория во время не заметила врагов, налетели бы прямо на них. И тогда — прощай славный эффект неожиданности! А там, глядишь, и головы…
— Держу цель! — лязгнула сталь в голосе Виктории.
Арина, под впечатлением от неожиданности, непонимающе обернулась к амазонке. Девушка неотрывно смотрела в оптический прицел автомата, и казалось, срослась с оружием. Вся поза напоминает сжатую стальную пружину, что распрямиться только с нажатием курка,
9
Бывают в жизни моменты, когда кажется, что ничто уже не сможет помешать задуманному. Кажется, что если приложено столько усилий, пройдено тысячи дорог, потеряны миллионы душ, то все просто обязательно должно получиться… А сколько выпито горькой воды из придорожных источников, отравленных страданиями и муками. А сколько ночей было проведено без сна, когда смотришь в бесконечную, родную, но такую бездушную пустоту звездного неба и раздумываешь о смерти. Сколько раз палец поглаживал курок, а сердце устало замирало. Ждало своего часа… Но — все! Сейчас ты дойдешь до финальной черты, за которой тебя ждут победа и заслуженный отдых.
Но у слепой Судьбы, коварной, как портовый убийца, что бросается из темноты с кинжалом, свои планы. Ей недостаточны твои потуги, для нее малы твои жертвы. И она, с легкостью опытного шулера, меняет карты в колоде, подкладывая врагу десяток тузов. А сама с холодным равнодушием посмотрит на то, как ты будешь выкручиваться. И плевать она хотела на то, что ты, может быть, захлебнешься и пойдешь ко дну. Ей важна сама Игра, а не результат…
Солнечный день подходил к концу. Снег, по-моему, стал реже, и сумерки не так резко меняли картины окружающего пейзажа. К тому же, будто по заказу, ветер почти утих. Над развалинами, что уже почти не видны под многометровыми слоями снега, повисла тишина. Наши шаги — единственный звук в окружающем нас мертвом мире. Вокруг проплывают заснеженные холмы, могильными крестами на всеобщем кладбище возвышаются скелеты зданий, почти не видные из-подо льда. Где-то вдали тоскливо проревела какая-то тварь. Ее вой был настолько тосклив и зол, что мурашки пробежали по коже, а на руках волосы встали дыбом. По-моему, мне такой твари видеть еще не доводилось. Впрочем, что значат жалкие три года Катастрофы, по сравнению с тем, что может скрываться в «метели»?!
После короткой, но жаркой схватки со «спрутом» осторожность переросла в фобию. Я буквально прикипал взглядом ко льду под ногами, прежде чем ступить на него. А если участок покрыт снегом, старался обойти. Американцы косились, но молчали. Впрочем, Джеймс и сам проявлял повышенную настороженность. Так как он шел в середине группы, старался ступать только по моим следам. И всякий раз выжидал, когда же я пройду вперед. «Метель» кого угодно научит осторожности.
Ветер утих почти полностью. Рваная штора снега поредела еще больше, открывая часть горизонта. Почти впервые за три года после Катастрофы я увидел солнце. Мутный огненный шар на несколько мгновений вынырнул из грязных свинцовых туч, обжег теплом и печалью и скрылся вновь. В скупых лучах солнца ослепительно блеснули багровые звезды на знакомых шпилях. Они обожгли, заставили сердце тревожно и радостно забиться. Ни с чем не спутать гамму чувств, что возникает при взгляде на них: гордость, историческую заинтересованность и политическое отвращение.
— Мы в пяти километрах от цели, командир! — бодро проинформировал Джексон. Американцы смотрели на далекий Кремль, будто воочию увидели победно шагающую по вражеским странам статую Свободы.
Я не ответил. Где-то в глубине души возникло странное чувство. Оно росло, крепло, распрямляло пепельные, пахнущие болью крылья, пока не превратилось в давящее ощущение пустоты. Это новое чувство настолько захватило меня, что я невольно замедлил шаг. Чувство одновременно требовало выхода в сдавленном стоне сквозь зубы и обязывало задавить его в глубине, в зародыше. Именно таким и должно быть настоящему предчувствию беды.