С прибоем на берег

Плотников Александр Николаевич

Петру с Настей отвели дальнюю, не проходную комнату в нашей избе, и стала невестка помощницей нашей матери. Вставала вместе с ней чуть свет, доила и отгоняла на пастбище корову, кормила поросенка, гусей, кур. Два раза в месяц затевали они с матерью большую стирку, полдня копошились в предбаннике в жару и в пару. А еще работала Настя учетчицей на молочно-товарной ферме. Смотрел я на нее и думал, что сделали из девушки служанку. И еще казалось, Петр мало внимателен к молодой своей жене.

«Разве так бы она жила,- размышлял я,- если бы за меня вышла. Первым долгом выделился бы я из семьи, снял у кого-нибудь флигель и ничего делать ей не дал…»

Хотелось мне невнимание братово исправить. Пробирался

я тайком в дальнюю комнату и ставил на подокон-пик букеты цветов полевых, будто от мужа они ей. Но однажды подошел ко мне батя, глянул хмуро и сказал:

– Выдь-ка во двор, Женька. Разговор есть.

Сели мы рядом на скамью возле забора, отец свернул самокрутку - папирос и сигарет он не признает, - чиркнул спичкой, закурил и спросил:

– Почто ты, байстрюк, бузу в доме заводить?

– Какую бузу?
– говорю.

– Не прикидывайся голубем. Зачем ты к Насте ластишься? Хошь, чтобы измордовал тебя Петька? Он не смотри, что чурбан доверчивый, настанет час - доглядит!

– Вот именно он чурбан, - озлился я.
– Жену свою служанкой сделал.

– Не тебе о том судить, - отрезал отец, - молоко на губах пе просохло. Чтоб с нынешнего дня на их половину ни ногой! И глаза на нее пялить прекрати. Понял?

– Давно уж понял, - отвечаю. И в этот же день ушел я из дому. Поехал в районный центр, устроился почтальоном и жил в маленькой комнатке при почте… Так вот в кончилась моя первая любовь…

– И вы ее больше не видели?
– спросил Юрий.

– Настю-то? Почему же, видел. Когда мне повестку из военкомата принесли, ездил я домой прощаться. Три дня у своих прожил. Только Настя тогда уже беременной была. Стеснялась мне на глаза показываться…

– Не огорчайтесь, Женя, то не любовь у вас была, а детское увлечение, - смущенно и не очень ловко попытался утешить матроса Русаков.

– Теперь-то я и сам это понимаю, - вздохнул Филипеня.

ГЛАВА 10

Дополнение к анкете Русакова

Председатель колхоза жил на самом берегу Барти в небольшом пятистенном доме. Во дворе Юрий увидел потрепанный легковой газик.

– Серега наш… Сергей Данилович… скромно начальствует, шофера на личной машине не держит, - пояснила тетка.
– И помощников своих: агронома, экономиста, зоотехника - заставил на водительские права сдать. А у бригадиров у всех - мотоциклы с коляской.- И, увидев на крыльце хозяев дома, приветливо заулыбалась:- Добрый вечер, Сергей Данилович! Поклон тебе, Гликерья Петровна! Вот на огонек к вам заглянули.

– Входите, входите! Милости просим.

– Давай знакомиться, парень, - сказал Юрию широкоплечий, с могучей шеей мужчина.
– Моя мать деду твоему Архипу сестрой доводилась, стало быть, в родстве мы с тобой. Сколько тебе стукнуло?

– Шестнадцать.

– На вид можно больше дать. Взгляни, мать, как он па Васятку нашего смахивает! Сын это мой, - сказал он Юрию, - постарше тебя, нынче в армию взяли. В противовоздушные войска попал… Ну давайте к столу, повечеряем вместе.

Так вот, - начал он, когда все отужинали.
– Батя твой, Егор, на год моложе меня был. Потому я в техникум раньше поступил. Но тут вскоре война. Егор смекнул, что по годам еще долго его на фронт не возьмут,- паспорт свой в печь, заявление подал: пропали, мол, все документы. Его на медицинскую комиссию. Парень он был рослый, там поверили ему на слово и год прибавили. Потому мы в сорок втором вместе повестки amp;apos; получили…

Сергей Данилович помолчал задумчиво, вытащил из пачки и прикурил папиросу, потом снова продолжил рассказ:

– Отвезли нас в Омск, стали распределять. Меня на офицерские курсы

направили, а Егора включили в маршевую роту - и на Северо-Западный фронт. Так и потерял я братана из виду на целых два года. О себе рассказывать не буду, обычная история взводного командира: фронт, госпиталь, снова фронт… Но верно говорят, что только гора с горой не сходится. Зимой сорок четвертого прострелили мне ногу, попал я с госпиталем в Великие Луки. Бреду как-то с костылем в столовую, а навстречу мне Егор. Свела-таки нас военная судьба. И ранения у нас схожими оказались, ему разрывная пуля в лодыжку угодила. Только он уже без палочки ходил, чуть прихрамывал.

Перетащил он меня в свою палату. Разговорились… кто, где, когда… У меня две звездочки на погоне, а он - флотский старшина с двумя звездами - Красной и Славы - на груди. Нога его уже не беспокоила, и очень ои обратно на фронт рвался. Лечащий врач у нас женщина была, грузинка. Не молодая уже, но красивая - глаз не отвести. Так вот, едва появлялась она в палате, как Егор пускался в пляс с припевкой:

Здравствуй, милая моя, Я тебя дождался!

– Что это значит?
– спросила она, когда Егор в первый раз коленце выкинул.

– А то, доктор, - ответил он, - что я здоров, как бугай, и зря госпитальную койку занимаю.

– Позвольте нам судить, зря или не зря!
– отвечает Мариам Вахтанговна.
– И не забывайте, старшина, что я не просто баба, а майор медицинской службы!

– Прошу вас, - говорит Егор, - товарищ майор, срочно выписать старшину первой статьи Русакова! Иначе он и к победе не успеет. Наши-то уже в Восточной Пруссии!

– Понимаю ваше стремление, дорогой, - говорит она, - но ничего не могу сделать. Рана у вас едва-едва затянулась, а вы тут плясы устраиваете. Потерпите немного, успеете повоевать. До Берлина еще далеко.

– Берлин не по моей части, - Егор отвечает.
– Я же морской пехотинец. Моя задача Пиллау взять и Данциг, а до них уже рукой подать. Выпишите, доктор, не доводите до греха!

Словом, допек он врачей и выписали его досрочно. Простился он со мной и укатил к Балтийскому морю. Сумел еще до конца войны Славу второй степени отхватить. Немножко до полного кавалера не дотянул…

– Заговорил ты, старый, гостя, - вмешалась хозяйка.
– Чайку не даешь ему отхлебнуть.

– Крепче спать будет, - отшутился председатель.- Небось не байки слушает, а про жизнь отцову рассказ.

– Да-да, мне очень интересно, я слушаю вас, Сергей Данилович, - сказал Юрий.

– Ну вот, в сорок седьмом году уволился я в запас. Вернулся домой, снова подался в техникум доучиваться. На войну я с последнего курса уходил. Получил диплом, приехал в нашу эмтээс: сначала бригадиром, затем главным механиком. А в пятьдесят седьмом выбрали меня колхозники своим председателем. Вот с тех пор и тружусь на этом посту. Это о себе. А отец твой, Егор, из армии на год позже моего пришел. Но в техникуме восстанавливаться не стал, были у него другие соображения. Таисью хотел поддержать, в те годы прибаливала она здорово, - кивнул он головой в сторону молча слушающей тетки.
– Сел за баранку единственного старого грузовика, который имел тогда колхоз имени Архипа Русакова. Почти два года с этим драндулетом маялся, сам и за слесаря и за аккумуляторщика. А потом не взял их совет с тогдашним председателем Елистратом Бочкаревым. Елистрат недостаток образования апломбом восполнял. Возражений ни от кого не терпел. Покритиковал его как-то Егор на общем собрании, а председатель туг же ультиматум правлению: или я, или Русаков! Выбирайте, мол… А у отца твоего тоже самолюбие взыграло. Взял и махнул в город. Ну а остальное ты все сам знаешь.