С пылью в глазах
Шрифт:
– О Тени я ничего не знаю. Да я даже о Молнии ничего не знаю, а мы с ней… если это вообще можно назвать любовью.
– Кстати, – тяжело сказал верблюд, словно сложность в отношениях переживал не Хегли, а он, – Молния заходила сюда без тебя минут десять назад, расстроенная и злая.
– Я умоляю тебя, не надо о ней говорить. Самого уже тошнит от неё. Вот почему так бывает, а? Обёртка красивая и яркая, а сама конфета – никакая, блин. Всё, не будем о ней.
– Ну… знаешь. Есть ещё одна девица, о которой мы могли бы поговорить, но, вижу, ты не в настроении.
– Ты про Мишель, – утвердительно сказал Хегли, словно
– Как её зовут?
– Мишель Ярвинен – обер-прокурор Доминиона, которая после отставки Брауна будет заниматься нашей поимкой.
– Ну и как она тебе? Лучше Молнии?
В голосе Купроса чувствовалось волнение, напряжение. Он затрагивал чужую личную жизнь, но относился, как к личной проблеме. Это заставило Хегли насторожиться и вспомнить, когда верблюд вёл себя подобным образом в последний раз
– Если честно… – Фланнаган замолк на несколько секунд. Он шёл рядом с представителем «Грозы», ревностно относившемся к своей группировке – для него свои диверсанты были незаметнее, а координаторы – умнее. Но парню так хотелось утвердительно ответить, что слово «Да!» почти что вылетало из его уст. – Она слишком… У неё… Да, как девушка вполне себе неплоха. Но она враг, к ней нужно относиться также – не могу, хотя соблазн велик.
– А если Молния вдруг изменится к тебе в лучшую сторону?
– Скорее всю «Грозу» переловят, чем она хотя бы грубить перестанет.
– А ведь Альфу уже поймали. Феникс пропал. Они были из лучших. Ещё одной серьёзной потери «Гроза» не сможет перенести на плечах и придётся скидывать груз. Ты, конечно, грузом не станешь, но наше дело замёрзнет на несколько лет. Ты ведь не хочешь этого?
Купрос завёл Хегли за старую курилку, с которой от старости слетали кирпичи и был сорван шифер. За узким проходом был спрятан вход в канализацию, накрытый сверху огромных куском известняка. Через него можно было без труда пробраться в любое нужное место, но выйти этим же путём казалось невозможно, особенно Фланнагану, не имевшему возможность самостоятельно откинуть люк в сторону из-за громадного веса. Для этого снова пригождался Купрос, который открывал проход для каждого, кто не мог справиться в одиночку.
Попутно воспринимая всерьёз одержимость верблюда к «Грозе», импала хотел быстрей скрыться от него, чтобы не оказаться под тяжестью контрольных вопросов, что охранник любил и умел задавать. Быть может, тем самым двугорбый пытался показать лучшему диверсанту свою пригодность к более опасной и сложной работе, чем сторожить вход в проход к точке. Он бредил желанием стать координатором и, казалось, был готов на всё ради достижения цели. Да, Купрос многое понимал в системе «Грозы» и её сильных сторонах, но тем он был уязвимее.
– Гром, – сказал верблюд, заставив диверсанта обернуться к нему, – пообещай, что ты не влюбишься в неё.
– В кого?
– В неё. В ту, кто вставляет нам палки в колёса. Пообещай!
– Обещаю, – без промедлений ответил Хегли и, сделав глубокий вдох, спрыгнул в люк. Он включил фонарик на телефоне, осветив себе место для тайной ходьбы, которое ненавидел больше всего в своей работе.
Неприятный запах канализации был невыносим, но не настолько как низкий потолок, в который антилопа упирался рогами. Приходилось идти с опущенной вниз головой, не видя происходящего впереди, или
Его раздражение нарастало не только от запаха и неудобной ходьбы, но и от самого присутствия под дорогой. Даже ступать по неширокому бетонному проходу было противно, а смотреть на него – ещё хуже. Фланнаган старался быстрей прийти на «Шестой», при этом не пропуская нужных поворотов и закоулков, которых на пути были десятки и десятки.
Недалеко появилась одинокая полоска света, заблудившаяся в густой темноте, и луч из замочной скважины. До «Шестого» оставалась пара шагов, но Хегли остановился перед дверью, вспомнив про Молнию за ней. Как не хотелось снова возвращаться к разговору, в котором сам импала чувствовал себя виноватым. Но пришлось преодолеть черту и зайти на территорию серьёзного разговора.
Молния стояла перед старым столом, с которого ещё несколько лет назад слез последний кусочек лакированного покрытия. Стены из красного кирпича и мутное освещение добавляли ей строгости. Она разглядывала «Критерий», определяющий значимость и превосходство одного отдельно взятого диверсанта. К стене родной точки были приклеены вырезанные из престижных газет статьи о диверсиях или оценки значения. Количество статей – престиж.
Самое странное, что каждое прозвище диверсантов было дано журналистами. Хегли не придумал себе позывной Гром – ему его вручили в самой главной политической газете за неожиданное убийство министра внутренних дел. «Как гром среди ясного неба» – гласили первые страницы газет. Светилась в СМИ не только манера убийства, которой отличился каждый служащий «Грозы», но и костюмы, нередко попадавшие в объективы камер. Костюм Грома был самым технически сложным и новым для общественности, из-за чего заговорили о новом диверсанте. А снаряжение, например, Молнии до неё было ещё на трёх диверсантах, погибших при выполнении заданий от ранений или ушедших на покой в связи с проблемами со здоровьем. Девушка была четвёртой в ряду надевавших тот костюм, но даже целая группа опытных бойцов не обошла незаметного Грома, построившего себе самую зловещую репутацию за три года.
Обернувшись к Хегли, Молния упёрлась бёдрами в стол и скрестила руки у груди. Неловкое молчание могла прервать только она, но не хотела, ждала его поддавки.
– Почему ты молчишь? – всё же начала девушка.
– Что мне тебе сказать?
– Скажи, что у нас всё хорошо.
– Я не могу такого сказать.
Молния медленными шагами подошла к Фланнагану, отчётливо делая каждый шаг и при этом смотря на пол. Она повесила руки на шею недоумевавшего парня. Её взгляд редко был ласковым, но в тот момент глаза девушки действительно наполнились нежностью и сожалением.
– Извини меня, – сказала Молния и окончательно поставила своего парня в тупик. – Мне не хочется быть с тобой злюкой, но иногда настроение бывает паршивое и я почему-то срываюсь на тебе.
– Наверное, – сказал импала, выйдя из режима ожидания, – потому что я самый близкий тебе зверь.
– Очевидно. Так ты простишь меня?
– Разумеется. Если ты объяснишь мне, чем я тебе не угодил сегодня.
– Просто… Я узнала, что ты встречался с той тигрицей и она к тебе клинья подбивала, а меня это взбесило. Ты ведь голодным сидишь.