С пылью в глазах
Шрифт:
И вот наконец стрелки часов дошли до пяти вечера. Вся бригада так же торопливо собрала вещи и распрощалась с очередным рабочим днём. Готто отправил всех по домам – кроме внука – и принялся оценивать дальнейшую работу. Он таскал парня за собой, частенько спрашивал его мнение и недовольно ворчал, когда оно не совпадало с его позицией. Но в целом старик был доволен работой Хегли, хотя и говорил об обратном, требуя большей практики, большего стремления, вложения в дело столько упорства, сколько можно выдавить из себя.
Сравнивая две деятельности Фланнагана, дед делал упор на оплачиваемость
Нравоучительные монологи Готто продолжались до самого дома, пока Хегли не пошёл спать. Обессиленное тело упало на диван в гостевой комнате, сжалось у спинки и на время оставило грешный мир, полный суетами.
Вокруг него движение не останавливалось. Чинеду, вернувшаяся с работы, укрыла усталого сына пледом и принялась за ужин, а её отец, который, как только ступил во двор, скрылся за дверью мастерской.
Проснувшись под поздний вечер, Хегли с трудом поднял веки и колючими глазами оглядел комнату, в которой лежал. Его тело, казалось, не обрело силы на оставшийся вечер, всё ещё хотелось спать, но царство снов закрылось перед носом антилопы до следующего времени. Он встал с дивана, выгнул спину, которая до этого была согнута в рыболовный крюк, и, словно зомбированный, побрёл на кухню, откуда доносился довольный смех и редкие сторонние возгласы.
Сперва Фланнагану встретился дед, недовольно закручивавший в стену шуруп. Готто с неодобрением и небрежностью взглянул на внука, что-то промычал сам себе. Но Хегли не придал этому внимания, понимая, что старик недоволен присутствием гостя, с которым общалась его дочь.
Парень вышел к кухне и застыл в проходе, оглядев постороннего, незнакомого зверя. За столом рядом с Чинеду сидела волчица лет сорока – на вид чуть меньше – с густой серой шерстью, белевшей к груди и у подбородка. У неё были яркие синие глаза, которые ласково и удивлённо осматривали вошедшего импала. Фланнаган сразу же приметил спрятанные в белые перчатки ладони, да и в целом закрытую одежду; в жарком и пыльном климате зверям с длинной шерстью жилось туговато, но волчица тем не менее носила лёгкую осеннюю куртку на пуговицах на чёрной рубашке.
– Это Хегли? – спросила неизвестная у Чинеду. Голос волчицы был грубоватым, будто сломанным или прокуренным.
Она встала из-за стола и, подойдя к парню, провела рукой по его голове и морде.
– Как же он похож на Фрэда, – сказала волчица, повернувшись к подруге.
– Вот, познакомься, – мама решила прервать Хегли ещё до того момента, как он задаст желанный вопрос, – это моя подруга Валентина. Мы с ней давно знакомы, она видела тебя ещё совсем маленьким, так что не удивляйся, если не вспомнишь её.
– Очень приятно видеть тебя спустя столько лет, – волчица взяла ладонь импалы и крепко сжала двумя своими. Она светилась от счастья, когда смотрела на Фланнагана, в её глазах пылал миллиард огней. – Уверена, мы найдём общий язык.
Хегли даже не успел сжать пальцы, чтобы показать взаимную радость знакомства, как Валентина отпустила парня и попросила присесть
На столе в центре внимания оказался небольшой фарфоровый чайник с заваркой, из горлышка которого медленно пар взымал вверх и растворялся в воздухе. Душистый аромат трав и сушёных фруктов добавлял атмосфере приятные, дружественные очертания. Но Фланнаган сначала принялся за еду, выставленную перед ним Чинеду.
– Дочка, ты не видела мой телефон? – донеслось с верхнего этажа.
– Я отойду на минутку, – сказала мама и торопливо вышла из кухни, оставив своего сына один на один со зверем, вызывавшим подозрение страстной потребностью в присутствии парня.
Валентина не отводила взгляда от чашки с чаем, помешивая в ней давно растворившийся сахар. Безмятежный вид и еле заметная улыбка нагревали парня, который и без нового знакомства чувствовал себя сжато в родном доме.
– Как тебе родная Пустыня? – спросила волчица, продолжая изучать напиток в чашке. – Гораздо лучше Центрального Союза, так ведь?
– Ну да. Это ведь моё Отечество.
– Иногда стоит давать себе передышку, чтобы зоб не перекрывала тошнота от наглых центральных морд. Видеть их – работа, сравнимая с вредным производством. Поэтому лучше побывать дома, увидеть родных, набраться терпения, – она взяла чашечку и преподнесла её ко рту, сделав небольшой глоток чая. – А потом опять на рейды.
Остановивший приём пищи Хегли из-подо лба взглянул на волчицу и заглотнул своё недоумение. Он замер, превратившись в бездушную фигуру из плоти, доминирующей эмоцией которой являлся страх. Валентина застала врасплох парня, который, будучи неуверенным в безопасности, перевернул вилку и крепко сжал в кулаке. Мысль о сидящем напротив него координаторе имела право на жизнь, но Фланнаган потерял её в пучине тревог и недобрых предрассудков.
– Хотя нет. Прости, совсем забыла, что тебя освободили от рейдов. Ты ведь отныне наш шпион, герой-любовник.
– Вы… Тень? – осторожно спросил Хегли.
– Да. А ты представлял меня как-то по-другому, Гром?
– Ну…
– Хриплый басистый голос, конечно, походил на мужской, брутальный, как у Берсеркера, например, но я совсем на него не похожа.
– Я ничего не понимаю, – импала схватился за голову, которую склонил над тарелкой с едой. Его дивные рога почти что доставали до Валентины, осматривающей их. – Что вообще происходит?
– Поверь, парень, всё гораздо сложнее, чем выглядит. Тем более, это ты хотел встретиться со мной, увидеть, утолить жажду в любопытстве. Я лишь выполнила то, что хотелось тебе.
Фланнаган оглядел волчицу – его настораживало нереальное спокойствие женщины. Она, как подумал парень, летала в облаках, заплыла от выброса крепкого адреналина, раскрывая карты. Нельзя было говорить о себе, как о личности, многие координаторы запрещали рассказывать об увлечениях и районах, в которых проживали их подчинённые, чтобы не навести случайного диверсанта на след коллеги. Строго запрещалось нападать на своих, выслеживать и даже пытаться узнать имя. А Валентина не дрогнула, когда Чинеду представила её сыну. Может волчицу зовут не так?