С/С том 8. Никогда не знаешь, что ждать от женщины. Снайпер. Двойник

Чейз Джеймс Хедли

Герман выдохнул так, что волна воздуха ударила мне в лицо:

— Бретт будет утверждать, что Веда украла кинжал, но, не сумев продать, решила отнести в полицию, а всю историю представить сомнамбулизмом. Чтобы свести с девушкой счеты, Бретт заявит, что никакой пудреницы в сейфе нет.

Я с сожалением покачал головой и погасил окурок сигареты.

— Почему же она не может обратить эту вещь в деньги, раз она такая ценная?

— По той очевидной причине, что она уникальна. За всю свою жизнь Челлини выковал только два кинжала, один из которых принадлежал Бретту. Все антиквары знают, кто владелец

кинжала. Продать его невозможно, но разве что только в том случае, когда сдел ку оформит сам Бретт.

— Ну, что ж, пусть он подаст жалобу. Руке продемонстрирует свой номер перед присяжными и утрет нос Бретту. Они ее не арестуют, это понятно.

— Нет, — возразил Герман, — мадемуазель Руке не может позволить себе подобную рекламу. Если Бретт подаст жалобу — от болтовни в газетах не избавиться. Репутация девушки будет окончательно подмочена.

— Что, Бретт собирается подать жалобу?

Герман улыбнулся:

— Вот мы и у цели, мистер Джексон. Бретт сегодня утром уехал в Сан-Франциско. Он вернется завтра утром, а пока уверен, что кинжал лежит у него в сейфе.

Я знал, что за этим последует, но хотел, чтобы он сам сказал мне об этом.

— Итак, что же мы будем делать?

Это дало ему возможность перейти к активным действиям. Он вытащил из внутреннего кармана пачку денег толщиной с матрас. Отделив от нее десять билетов по сто долларов, он разложил их на столе веером.

Я угадал его намерения, но не ожидал, что он проделает это так быстро. Придвинув стул, я пристально посмотрел на банкноты. Их не в чем было упрекнуть, разве только в том, что они лежали на его стороне стола, а не на моей.

— Мне хотелось, чтобы вы занялись этим делом. Вас устраивает такой гонорар?

Я сказал «да» голосом, который не узнал сам, и пригладил волосы, дабы убедиться, что я еще в своем уме. Из другого кармана он вытащил футляр из красной кожи и толкнул его мне через стол. Я открыл крышку и залюбовался сверкающим золотым кинжалом на белой атласной подушечке. Лезвие было длиной примерно в фуг и все покрыто орнаментом из сказочных зверей. В торец рукоятки вставлен изумруд величиной с грецкий орех.

Премиленькая вещица и ужасно дорогая!

— Это и есть кинжал Бенвенуто Челлини, — произнес Герман медоточивым тоном. — Я хочу, чтобы вы положили кинжал на место и забрали пудреницу. Я отдаю отчет, что процедура не вполне законная, ибо придется сыграть роль медвежатника, но ведь мы не собираемся ничего похищать, верно? А тысяча долларов — премия за риск.

Я понимал, что не стоит связываться с таким скользким типом. Зуммер тревоги звенел в мозгу. Я был уверен, что вся эта история с кинжалом, сеансом стриптиза застенчивой мадемуазель и пудреницей в сейфе — сплошная белиберда, не способная обмишулить последнего дурака. По идее я должен был выставить Германа за дверь. Это избавило бы меня от кучи неприятностей. Но я крайне нуждался в наличных, верил в собственную удачу и надеялся на свое серое вещество. И я сказал:

— Согласен.

Глава 2

Теперь, когда мы подошли к моменту, который называется «согласовано и утверждено», Герман постарался не дать мне возможности соскользнуть с крючка. Он требовал немедленно

отправиться на дело, а на все мои отговорки неизменно отвечал, что у него все схвачено: возле подъезда ждет машина, и нам нетрудно добраться до его квартиры, где есть и выпивка, и закуска, и место, в котором можно спокойно обсосать все детали предстоящей операции. Насколько я мог понять, он просто не хотел оставлять меня одного ни на миг, чтобы я не смог проверить историю с пудреницей и всем прочим, воспользовавшись элементарным телефоном. Наличие выпивки сразило меня наповал, и я согласился. По дороге мы обговорили самый важный для меня вопрос — гонорарный. Он хотел заплатить по принципу: вечером — пудреница, утром — деньги, но я заартачился и не соглашался ни в какую. Все-таки я вырвал у него два банкнота и согласие раскошелиться еще на два перед началом дела. Остальные я должен буду получить после того, как верну пудреницу. Чтобы показать, что мое доверие к нему не слишком велико, я сунул вырванные с боем казначейские билеты в конверт, написал на нем адрес директора моего банка и, выйдя на улицу, опустил в почтовый ящик. Что ж, если он попытается надуть меня, хоть эти два билета согреют мне душу.

На улице стоял восьмицилиндровый «паккард». Единственное, чем он мог похвастать, так это своей высотой. Я ожидал, что лимузин будет черный, блестящий, как бриллиант Германа, и железный, неказистый таз оказался для меня полной неожиданностью.

Я терпеливо ждал, пока Герман протиснется на заднее сиденье. Он не садился в машину, а напяливал ее на себя. Теперь я надеялся, что все четыре шины лопнут, но все обошлось благополучно. Удостоверившись, что сзади места для меня не осталось, я устроился рядом с шофером.

Проехав Оушн-авеню, мы двинулись по дороге, которая вела к подножию возвышенности, окружавшей город. Я не смог как следует рассмотреть шофера по той причине, что ловкач пригнулся к баранке, а его фуражка была надвинута на глаза. Пока мы катили в темноте, он не обмолвился ни единым словом.

Мы немного поплутали, потом свернули в ущелье и продолжили путь по неровной, поросшей кустарником с обеих сторон, дороге. Время от времени нам попадались дома. Ни в одном из них не было освещенных окон.

Через непродолжительное время я оставил попытки запомнить дорогу, по которой мы ехали, и оставил всякую надежду на дополнительный гонорар плюс к тем двум бумажкам, которые я так предусмотрительно отослал в банк. Если бы толстяк снова пришел в мое бюро, я предпочел бы прелести банкротства, чем все это. Ни от кого, кроме него, я не слышал такой наглой и дурацкой лжи. Мне предстояло ограбить сейф. Для этого состряпан весь этот винегрет. Бедная, маленькая, голая женщина боится большого злого миллионера, ха-ха-ха.

Я не поверил ни единому его слову. Просто Герман желает получить нечто из сейфа Бретта. Может, это и была пудреница, я не мог знать этого, но какая бы вещь там ни лежала, она была очень ценной для Германа. Вся эта история представлялась мне настолько опасной, что если выпутаюсь, то смоюсь без оглядки. У него хватило наглости предложить ограбить сейф Бретта за тот мизер, который он мне пообещал? Да, я взял деньги, но это еще не означало, что, поумнев, я не откажусь от этой авантюры. Он утверждает, что я — пройдоха.