S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I
Шрифт:
— Топтун, два лотерейщика, и... — прошептала Эйка, но договорить она не успела — мужчины уже действовали.
Одним движением они извлекли из нагрудных карманов индивидуальные инжекторы. Тонкий корпус шприца мягко вошёл под кожу, щелчок — и два кубика янтарной жижи врываются в кровоток, расползаясь горячей, золотистой сетью. Мир на мгновение застыл, затих — и вспыхнул заново.
Марк ощущал, как реальность раскрывается букетами под давлением ясности. Звук, свет, запахи — всё складывалось в единый оркестр. Он мог бы различить по оттенку вибрации каждого заражённого в тоннеле. Он знал, что внимание — валюта в этом состоянии. И вкладывать
На тренировках Горгон учил их: «Спек не усиливает — он освобождает. Превращает тебя в микроскоп, направленный одновременно на весь окружающий мир. Но если ты не знаешь, что с этим делать — ты так и останешься стоять, наслаждаясь бесконечной невыразимостью скрытых деталей. Сложнейшее дело, находясь под спеком — направить всего себя на конкретную цель».
И Марк направил.
Он чувствовал, как Горгон держит темп: идеально выверенный, рубленый, без лишней траты сил. Он ощущал, как у Оскара едва заметно сбилось дыхание, как правая нога слегка скользит из-за старой, казалось, давно уже зажившей травмы. Даже грызун в кармане пугливо скрёбся мелкими коготками, в любой момент готовясь к рывку. Они не просто шли вместе. Они двигались как единое тело, как слаженный механизм, в котором каждый человек — это отражение товарища.
Всего около месяца прошло с тех пор, как они впервые шагнули рядом. Тогда Марк был одиночкой. Сейчас — не помнил, каково это. Он не мог представить себя. Он представлял себя в триединстве. Целостность, выкованная в пламени сражений и страхе Стикса. Спек всего лишь оголил проводку этой связи. И если она была — ток шёл.
И вот — выход.
Мерцающая бусина света, так долго звавшая их вперёд, превратилась в арку выхода наружу. Они выскочили из тоннеля, словно снаряд, выпущенный из затхлой гильзы подземелья. Свет ударил по лицу, как пощёчина. Резкий, сияющий, неземной. После долгих дней в темноте подземных кластеров этот солнечный свет вызвал забытую боль и счастье одновременно.
Но ни один из них не замедлился.
Пять минут — ровно столько была продолжительность cпека.
И эти пять минут должны были стать их путём к выживанию либо путём к праотцам.
Они не сговаривались.
Капсулы с твердым эфиром уже летели во все стороны. Экономить сейчас было незачем.
Оскар же достал грызуна из кармана и бросил его изо всех своих сил, а тот расправив перепонки взмахнул ими и улетел в лесную чащу, после чего хозяин зверя облегчённо выдохнул.
Резкий перекат — одновременно, синхронно. Пыль взметнулась следом. Троица метнулась вправо, скрываясь за грудой строительного мусора — щебень, искорёженная арматура, порванные секции бетона. Мозг, ускоренный янтарной жижей, сразу дал оценку: они на взлысине строительной площадке, около тридцати метров в поперечнике, плотная основа, неплохой обзор, окружены лесом. Троица тут же полезла вверх, под разъярённый клёкот множества глоток, вылетевших из чащи.
Деревья росли сразу за кольцом строительной площадки. Густой, тёмный, угрожающе молчаливый хвойный дол — пока в его глубине не вспыхнули первые движения. Кроны задрожали, как от ветра. Из зарослей, как из пасти хищника, одна за другой вынырнули твари. Десятки. Они уже видели добычу.
Топтун, притаившийся с другой стороны мусорной кучи, сорвался с места, в два прыжка преодолев пространство. Земля дрожала от его поступи, но в полуметре от мужчин его путь пересёк дар Оскара. Удар — в кость. Массивная туша
Но за ним, почти спина к спине, нёсся лотерейщик, прыгнувший на спину мёртвого топтуна.
Он ударил. Широко, размашисто. Оскар принял удар на клюв — металл визгнул, но силы хватило, чтобы сбить парня с ног. Он полетел. Скатился с насыпи, кубарем вниз, и рухнул у подножья холма, пронзив облако пыли и щебня.
Горгон зарычал. Одновременно с Марком они вбили клювы в резвого горошника и того постигла судьба более сильного собрата. Перезарядка клювов была единственным, что они успели.
Но это был конец.
Стая бежала к поднимающемуся на ноги пареньку, как семья касаток к раненому дельфину. Чёрные глаза, слипшиеся от застарелой крови морды, рёв, клёкот, дыхание с привкусом железа и гнили. Слишком много. Слишком близко. И хотя Марк с Горгоном стояли на высоте — сделать сейчас ничего не могли.
Марк встретился с ним взглядом. Оскар пытался встать.
Пошатываясь он сумел встать в полный рост. В правой руке также плотно сидел клюв. Парень не дрожал. Не отступал. Глядел вверх и улыбался. Тихо. Прощально. Из глаз его текли слёзы.
Секунды замерли. Марк вдруг вспомнил. Склад. Баррикады. Тот момент, когда Оскар опоздал а минуту, а потом молча пошёл вперёд.
В руке парня была граната.
Стая сомкнулась.
Оскар всё так же смотрел вверх. И Марк понял: попав в Стикс парень не исчез, не сдался. Он переродился. Стал тем, кем даже не мечтал быть. Человеком, который не убегает. Который защищает своих близких и готов сражаться за них до конца.
Марк вжался в землю, жуткая боль вскипела внутри, не оставив живого места. Сердце сжалось, и не от страха — от пустоты. Будто его вырвали грубой рукой, раскалили добела и вдавили обратно, в грудную клетку, где каждая кость откликнулась гулким эхом. Он чувствовал, как злая судорога прошла от живота до затылка, как каждая клетка тела осознала случившееся раньше, чем разум успел это принять.
Хлопок.
Грохот сорвал дыхание. Земля вздрогнула, повсюду разлетелись куски мяса и кости. Взрыв разметал плотную массу тел на десяток метров. Воздух выдохнул и следом обрушился — звонко, мрачно, неотвратимо. Оскар исчез в сполохе огня и металлической крошки.
Лотерейщики, топтуны — повалились, как марионетки с перерезанными нитями. Куски брони летели в воздухе, обрушиваясь на землю кровавым дождём.
Тишина.
Марк ощутил потерю не как утрату товарища. А как смерть части себя. Как будто в одно мгновение кто-то срезал отточенным скальпелем канат, соединявший его с миром, выбил из-под ног один из фундаментов.
Он пытался дышать, но воздух резал горло. В горящих лёгких клубился дым боли и злобы. Перед глазами всплывали обрывки — деталь за деталью: искренний смех Оскара, неловкие фразы, его попытки выглядеть старше, чем он есть… и, наконец, улыбка, — не упрёк, не страх, не просьба о помощи. Не улыбка мальчика, выбравшего смерть. А улыбка мужчины, выбравшего жизнь товарищей.
Где-то в глубине Марк почувствовал, как расползается трещина.
Но не было времени проявлять чувство.
Новые заражённые уже направлялись к ним.