S-T-I-K-S. Рихтовщик. Соленые брызги ярости
Шрифт:
В очередной раз оголив татуировку, отследил направление ветра и, прикрыв руками лицо, как в омут с головой, вслепую ломанулся в чащобу дальше по следу. Кое-как с грехом пополам продавил несколько метров относительно мелкого ельника и со всей дури врубился башкой в ствол столетней ели. Удар вышел такой силы, что меня отбросило назад, даже зазвенело в ушах. Я шлёпнулся задницей в мокрый мох и почувствовал под ногой какое-то стремительное движение. Из-за лёгкой контузии не успел мгновенно среагировать, и через секунду левую икру через штанину обожгло болью змеиного укуса.
Позабыв
Меж тем яд, впрыснутый тварью, начинал действовать, левая икра стала быстро неметь.
– Млять! Млять! Млять!.. – в панике зашипел я, вытягивая из высокого ботинка штанину и лихорадочно задирая её до колена.
После змеиного укуса очень важно в первые же секунды быстро отсосать яд. Я честно попытался дотянуться до двух крошечных ранок губами, и чуть ногу себе на хрен не сломал. А потом вдруг мне на затылок обрушился чудовищной силы удар и, отпустив ногу, я стал медленно заваливаться на спину, отключившись ещё до того, как многострадальная голова коснулась мха.
Очнулся я от резкого запаха нашатыря. Сорвал с носа ватку, и невольно охнул от вспышки боли, прострелившей после резкого движения лоб с затылком.
Я по-прежнему лежал на влажном лесном мху и, судя по практически не изменившимся сумеркам вокруг, провёл в отключке не больше пяти минут. Укушенную гадюкой икру стягивала тугая повязка, но позаботившийся обо мне «доктор» бесследно сгинул в дремучем ельнике.
– А вот хрен тебе, ниндзя грёбаный, – проворчал я, со стоном поднимаясь на ноги. – Ватку только-только мне бросил. Значит, далеко по чаще сбежать не мог. Сквозняк!
Окружающие ели сделались полупрозрачными и, как земляные стены в пещерах лабиринта, чётко выделились в окружающем сумраке, подсвеченные изнутри серым светом. На фоне этого унылого однообразия огромное алое пятно примерно в десяти метрах от меня, бесшумно протискивающееся между прозрачными серыми стволами и медленно, но верно отдаляющееся от меня, разумеется, тут же привлекло моё внимание.
– А ну стоять, урод! – крикнул я улепётывающей фигуре, параллельно извлекая из инвентаря лук и цепляя на концы новую тетиву из кармана разгрузки.
Фигура в красном проигнорировала мою команду. Разделяющее нас расстояние увеличилось ещё на несколько метров.
Я выхватил стрелу и вскинул натянутый лук.
– Последнее предупреждение! Не остановишься – стреляю!
Красный силуэт продолжил удаляться, и я послал вдогонку стрелу. Навесиком.
Я, разумеется, не хотел убивать незнакомца, спасшего меня, пусть и через оглушение, от змеиного укуса. Но так откровенно пользовать себя втёмную нельзя было позволять никому. Я честно предупредил спасителя о серьёзности своих намерений докопаться до правды. Он забил на мои угрозы. Что ж, как говорится в детской считалочке, кто не спрятался, я не виноват!
– Сука! – прорезал лесную тишину вопль остановившегося всё-таки незнакомца. – Чё ж ты творишь, гадёныш!
Я не обиделся, прекрасно понимая состояние мужика (определил по голосу), схлопотавшего стрелу в мягкое место – сам несколько часов назад маялся с аналогичной раной, неопасной, но болючей и крайне неприятной.
– Я тебя предупреждал!
– Да пошёл ты! Предупреждальщик хренов!
Я аккуратно двинулся к подсвеченной красным фигуре, вполне сносно ориентируясь среди серых веток и стволов. Оказалось, перемещаться таким макаром в вечерних сумерках можно было практически так же безопасно, как днём. Жаль только, что действие включенной даром серой подсветки длится всего три с половиной минуты, а дальше, пережидая часовой откат, мне вновь придётся стать слепым кротом в мрачной чаще.
Наученный горьким опытом, подстреленный незнакомец больше не делал попыток сбежать. Я видел, как, смешно изогнувшись, он колдовал над раненой задницей.
– Эх, Рихтовщик, пристрелить бы тебя следовало за такие фокусы, – проворчал в мою сторону раненый, когда расстояние между нами сократилось до трёх метров и ему стал отчётливо слышан треск раздвигаемых мною ёлок.
– Раньше надо было стрелять, – откликнулся я. – Когда в отключке лежал.
– Тоже верно…
– Мы знакомы?
– Да уж, знакомы.
Я наконец продавил последний метр колючих зарослей и протиснулся к распрямившемуся мне навстречу здоровяку в камуфляже.
В свете показавшейся на небе луны, я разглядел его лицо. Это оказался Блоха – помощник Скальпеля, моё предыдущее кратковременное знакомство с которым назвать приятным нельзя было даже с охренительной натяжкой.
– Ну чё как баран вылупился? – проворчал Блоха. – Иди помоги. Самому дырку заштопать не выходит.
– Может, лучше пластырем? У меня есть…
– А может, ты на хрен заткнёшься и просто сделаешь то, о чём тебя попросили?!
– Так вообще-то не просят, – заворчал я, возвращая стрелу в колчан, отправляя в ячейку инвентаря лук и убирая в карман разгрузки оставшуюся в руке тетиву.
– Уж извини, не могу на колени перед тобой бухнуться – жопа сильно болит. Часом не в курсе, с чего бы?
– Млять! Задрал. Давай уже сюда. – Я забрал у раненого иголку с вдетой уже ниткой.
– И нехрен рожу кривить! Целить в жопу насобачился – вот теперь потрудись залатать своё художество, – продолжал пыхтеть Блоха, пока я штопал его рану на заднице. – А то ишь снайпер грёбаный! Да ведь как ещё распахал-то!..
Вертикальный разрез от вошедшей сверху стрелы, и впрямь, оказался неожиданно широким, сантиметров пять, не меньше. Кровь оттуда вытекала практически ручьём. Пока шил, обе ладони до кистей извозюкал. А у Блохи вся правая нога была залита кровью. Хорошо ещё, опытный боец успел вовремя приспустить штаны, и хоть они тоже оказались изрядно обкапаны, но хотя бы не промокли от крови насквозь.
Блоха оказался прав – надёжно залепить такое безобразие пластырем, без наложенных швов, у меня вряд ли бы получилось.