С тобой и без тебя
Шрифт:
Он опустил полотенце в ледяную воду и быстро выжал его.
— Впервые это случилось, когда я уехал из дома. Доктора говорили, что это было на нервной почве, что я болел потому, что был несчастлив.
— А ты был?
— Ужасно. — Он нервно усмехнулся. — Мне не нравился интернат, и я страшно тосковал по маме.
— Ты никогда не говорил о ней. — И осторожно спросила: — Она умерла?
Их глаза встретились, и они долго их не отводили. Она видела перед собой легкоранимого мальчика, каким он был прежде, но Камерон быстро справился
—Замыкаешься в себе, — объяснил он спокойно. — И начинаешь переживать, затем это бессознательно входит в привычку. Конечно, ее смерть не оказалась неожиданностью: она очень долго болела. Но удар от потери был не меньше. И, конечно, ее уход ужасно подействовал на моего отца.
У Алессандры слезы подкатывали к горлу. Но им обоим станет только хуже, если она разревется.
— Уходи, — попросила она снова, но в ее голосе не было уверенности. — Пожалуйста, Камерон.
— Почему?
— Но это очевидно!
Он покачал головой:
— Мне нет.
— Потому что я не выношу, когда ты видишь меня в таком виде!
— В каком «таком»?
— Когда меня тошнит!
— Почему? Ты сама сказала, что почти все беременные женщины по утрам чувствуют себя плохо, это статистика, и я думаю, многие мужчины прямо сейчас, как я, нянчатся со своими женами.
Она смотрела на него своими темными глазами.
— Но, наверное, эти мужья и жены не живут отдельно?
— Нет. — Последовала длинная пауза, прежде чем он коснулся ее лба кончиками пальцев. — Ну как, тебе лучше?
Алессандра кивнула.
— Гораздо. По крайней мере физически.
— Тогда пойдем. — Камерон наклонился и поднял ее.
Какой же он сильный, подумала Алессандра. И умелый. И заботливый.
— О! — застонала она громко, испугавшись собственной слабости.
— Что с тобой?
— Ты будешь смеяться.
— Тогда скажи, я так давно не смеялся.
Она не стала задаваться вопросом, почему.
— Я просто очень избалованная, это у меня гормоны.
Он засмеялся, положил ее на диван и укрыл мягким одеялом.
— Ну, о гормонах много чего можно сказать. Тебе удобно?
— Да. Полное блаженство.
— Вот это самое главное.
Камерон подождал, пока она медленно допила вторую чашку чая, прежде чем начал говорить опять. Лицо его приняло строгое выражение, как у директора школы, который пришел выяснять, кто разбил стекло.
— Ясно, что твоя беременность полностью изменила положение вещей, Алессандра. И я хочу, чтобы ты была здесь со мной. По крайней мере до родов.
Если бы только он не добавил эту проклятую последнюю фразу! А что будет потом? Алессандра представила себя покинутой, с крошечным ребенком и всем скарбом. Выкинутой на улицу Камероном. И еще целых восемь месяцев она будет вынуждена находиться под влиянием его чар.
Камерон никогда не любил ее.
— Зачем же мне здесь оставаться? — требовательно спросила она.
— Неужели ты
— Ты защищаешь свою собственность, это ты имеешь в виду? Ребенка и прочее?..
— Не мели ерунду! — Его рот стал жестким. — Постараюсь забыть, что ты сказала. Я желаю, чтобы ты была здесь, чтобы я мог заботиться о тебе. Хочу знать, что тебе тепло и ты правильно питаешься. Я не потерплю, чтобы тебе приходилось ловить такси или трястись в автобусах. Если ты устанешь, я хочу хотя бы вытереть пот с твоего лба.
— И как долго это продлится? — Губы Алессандры задрожали; ей стало очень страшно — настолько одинокой она себя чувствовала. Она сжала губы, чтобы остановить дрожь, и вынудила себя высказать самые мучительные опасения: — Как только новизна отношений пропадет, ты сразу устанешь от растолстевшей жены, суетящейся над ребенком!
Камерон покачал головой.
— Нет, ты не права, Алессандра. Совсем не права. Мне самому очень плохо... потому что ты мне нужна, и это уже само по себе необычно для меня, — добавил он суховато.
Алессандра ухватилась за край одеяла, чтобы получше укрыться, но непослушные пальцы лишь слабо царапнули ворсистую ткань.
Он улыбнулся.
— Вот видишь, понадобилось совсем немного времени, чтобы ты стала такой.
— Какой «такой»? Несчастной?
— Беззащитной — вот что я имел в виду, — уточнил он.
— Только ты можешь назвать усталость беззащитностью! — едко отозвалась Алессандра, но в ее устах замечание прозвучало как-то подавленно, и когда она увидела слабую улыбку на его губах, слезы сами собой медленно потекли по ее щекам.
— В чем дело, Алессандра?
— У-уходи! — прорыдала она, а затем добавила, без всякой логики: — Это опять мои несчастные гормоны!
Камерон сунул ей в руки чистый носовой платок, и когда она вытерла слезы, то увидела, что он с искренним изумлением смотрит на нее, и поняла почему. Ведь пока они жили вместе, она ни разу не плакала перед ним. Боже мой! Все время ее замужества она не была сама собой, и только сейчас обстоятельства расставили все на свои места!
— Нет, Камерон! — проговорила она решительно. — Так не пойдет! Я не собираюсь возвращаться к тебе. Я не хочу твоей случайной любви, которая скоро увянет и умрет!
— О чем ты, черт возьми, говоришь?
— Я говорю о реальности! О реальности нашей связи! И я не была честной с тобой, Камерон!
Его взгляд стал подозрительным.
— И что означают твои слова?
Алессандра сделала глубокий вздох.
— Только то, что я знаю, почему ты женился на мне!
— Да? — с интересом спросил он.
— Да, я знаю! — Она сглотнула. — Ты встретил холодную, бездушную женщину-карьеристку, так? Ту, которую брак не интересует. Вероятно, больше всего тебя привлекало то, что я отличаюсь от всех других женщин в твоей жизни, что я не интересовалась обручальным кольцом на своем пальце. Именно это тебя и сразило!