С тобой моя тревога
Шрифт:
— Лежит вон… Прыгнул. Бежать хотел, — сказал Грисс.
— Дайте сюда оружие. — Иван узнал голос Зайцева. — Вещественное доказательство…
Иван попытался открыть глаза, но смотреть было нестерпимо больно. Приехала «скорая». Подошли врач и санитары с носилками.
— Ого, как он его! — осмотрел врач Одинцова. — Давайте побольше бинта, — обратился он к санитарке, — тугую повязку надо наложить… А теперь на носилки, — сказал он, когда перевязка была закончена.
— Я сам дойду. — Иван, поддерживаемый Гриссом, медленно,
В машину сели дружинники. Потом санитары вкатили в кузов носилки с Дурновым.
— У нас нет дежурного хирурга. В городскую, быстро! — распорядился врач поселковой поликлиники.
Иван ладонями стирал со щек обильно текущие слезы. Колени его упирались в носилки. Врач приказал шоферу притормозить, чтобы сделать Дурнову укол.
— Как вы себя чувствуете? — спросил врач у Одинцова.
— Хорошо… Голова кружится только. И тошнит…
— Потерпите. Это от потери крови…
— Потерплю… А этот как? Дышит?..
— Дышит… Из-за чего это вы так?
— Мы-то? — переспросил Иван. — Так… Разошлись во взглядах на жизнь…
— Ты не говори, Иван, — посоветовал Грисс. — Совсем ослабеешь.
— Я семижильный, — улыбнулся тот одними серыми губами и вытер ладонью слезы со щек. — Выдюжу.
Машина въехала в широко распахнутые ворота, промчалась длинным двором и замерла у освещенного подъезда. Санитары выкатили носилки с Дурновым. Дружинники помогли выбраться Одинцову. У машины он огляделся.
— Знакомое место!.. Куда идти-то теперь?
— В перевязочную! — распорядилась женщина в белом халате и белой шапочке, встретившая машину.
— Вася! Будь человеком, смотайся к Ларисе, расскажи все, как было, — попросил Одинцов.
— Сделаю, Иван. Будь спокоен! Ну, поправляйся.
— Поправляйся-то поправляйся… А если Мокруха концы отдаст — дадут мне срок… Только вкус настоящей жизни понимать стал…
— Заходите, раненый! — приказала женщина с крыльца.
— Ты, главное, поправляйся… Заеду, расскажу, как и что.
Глава шестнадцатая
НУЖНО ВЕРИТЬ
Признание Ивана ошеломило Ларису.
«Боже, какой ужас! Как он посмел?! В кого я такая несчастливая уродилась?! Встречаются же другим порядочные люди, а мне или дрянь, подонок, или вор… Да что же это такое?! Какое он имел право ухаживать за мной?! Ведь знал, что у меня украл. И стал бегать на свидания!»
Она миновала двор, вбежала на крыльцо и остановилась, чтобы перевести дыхание, прийти в себя. Положила обе сумки на перильце, привалилась плечом, прильнула горячим лицом к холодному стояку. До слуха донеслись медленные звуки удаляющихся шагов. Она поняла, что это Иван уходит.
«Что же это происходит. И откуда ты свалился на мою голову?»
Шаги были слышны долго, до тех пор, пока их не
«Зачем он признался? Он мог этого и не делать! Ведь не потому, что пожалел: вор не посочувствует… Побоялся, что сама догадаюсь или стороной узнаю? Вряд ли… Чтобы произвести впечатление? Тоже как будто не поэтому…»
Озябли ноги, но Лариса не спешила зайти в квартиру, только оглянулась, когда услыхала, как за дверью мать наливала алюминиевым ковшиком воду. Она смотрела на сумки, лежавшие одна на другой — в темноте не разглядишь, которая из них врученная сегодня. Провела пальцами по боку у одной, потом — другой, ощутила рубец шва, покачала растерянно головой.
«Как снег на голову. Маме сказать или нет? Только напугаю. И посоветоваться не с кем… Может, с Нелькой? Вот ведь в переплет какой попала! Про сумку маме скажу, что Иван подарил, про деньги пока не буду…»
Иван не пришел ни в субботу, ни в воскресенье. В выходной день Лариса нарочно ушла из дома к девчатам в общежитие, с ними и на базар сходила, и обед готовила, а думала только о той необычайной истории, что с ней приключилась.
— Ты что, как из угла напуганная? — наблюдая за подругой, спросила Неля.
— А?! Что? Что ты спросила?
Девчата рассмеялись.
— Чокнутая, говорю, ты какая-то… Случилось что-нибудь?
— Да так… ничего. Идти пора. Спасибо за обед, девочки. Пойду. Проводи, Неля.
— Чего случилось-то, подруженька? Или с Ваней поругались? — спросила Неля участливо, когда шли бульваром. Ребятишки сметали с аллей и газонов листья и набивали в огромные мешки.
— Нет, хуже…
— Или… забеременела? Да?
— Ох, и дурища ты, Нелька!.. Зачем они листья собирают?
— Известное дело — коров кормить или овец.
— И все-то ты знаешь!
«Сказать или не сказать?.. Сказать или не сказать?.. Ох, и задача!.. Закадычной подружке не решишься рассказать!»
— Так что произошло, Лара?
— Ничего… Пойдем ко мне, посидим просто так. Может, потом расскажу, не сейчас.
— Ну, и скрытная ты, Ларка! Посватался, да?
— Да… Отстанешь ты от меня?
— Вот здорово! Я бы за него пошла!.. А ты?
— А вот я думаю…
— Это ничего, что без образования, Лара. Главное, чтобы человек хороший был. Тебе с пацаном не просто найти мужа… Где бы мне такого найти?!
— Болтушка ты, Нелька. Пошутила я.
— Ладно скрывать-то. Свадьбу закатим — не свадьбу, а вечер смычки науки с производством! — Неля рассмеялась, забежала за скамью, встала в позу оратора. — Товарищи! Мы являемся живыми свидетелями того, как на наших глазах стираются грани между физическим и умственным трудом. Эта свадьба, товарищи…
— Брось паясничать! — рассердилась Лариса. — Перестань сейчас же!
— Ты сердишься, значит ты не прав, Брут!
— И Брут тут ни при чем! Брут, это «и ты с ними, Брут?»