«С» - значит сыщик
Шрифт:
— Ну да, у меня была сестра по имени Энн, но она умерла в 1940… через три или четыре месяца, после того, как сбежала Шейла.
Я уставилась на него.
— Вы в этом уверены?
— Она похоронена на Маунт Калвари. Большое семейное захоронение на склоне холма, прямо, как войдете в ворота. Ей было только сорок лет, ужасная вещь.
— Что с ней случилось?
— Умерла от родильной лихорадки. Сейчас вы этого почти не встретите, но в то время женщины иногда от этого умирали. Она поздно вышла замуж. За парня по фамилии Чапман, из Тусона. Родила трех
— Нет ли возможности, чтобы она что-то знала о Шейле?
Он покачал головой.
— Она мне никогда не говорила. Она жила в Тусоне, когда Шейла сбежала. Думаю, Шейла могла к ней обратиться, но я никогда об этом не слышал. Теперь, ответьте на мой вопрос.
Что случилось со старушкой, которая пропала из дома престарелых? Вы так и не сказали, нашлась она или нет.
— Вообще-то, нашлась, вчера, около 11 вечера. Полиция подобрала ее прямо здесь, на улице.
Вскоре после этого она умерла в больнице.
— Умерла? Мне очень жаль это слышать.
Мы прошли через процедуру прощания.
Возвращаясь к машине, мы с Дицем не сказали ни слова. Он открыл дверцу и впустил меня.
Когда он уселся, мы сидели в молчании. Он посмотрел на меня.
— Ну, и что ты думаешь?
Я взглянула на дом.
— Я не верю, что он говорит правду.
Он включил двигатель.
— Я тоже. Почему бы нам не навестить могилы, о которых он говорил?
25
Они все были там. В этом было что-то зловещее — Шарлотта, Эмили и Энн, их могилы по порядку, от первой до последней. Их родители, старшие Бронфены были похоронены рядом: Мод и Герберт, за ними — могилы еще двух дочерей, которые, видимо, умерли в детстве.
Там было одно пустое место, наверное, предназначенное для Патрика, когда придет время.
Шарлотта, родилась в 1894, умерла в 1917; Эмили, родилась в 1897, умерла в 1926; и Энн, которая родилась в 1900 и умерла в 1940.
Я оглядела кладбище. Маунт Калвари представляло собой серию покрытых травой площадок, окаймленных вечнозелеными кустами и эвкалиптами. Большинство могильных камней плоско лежало на земле, но были и другие секции, с возвышающимися монументами, в основном, датированными девятнадцатым веком. Дневная жара начинала спадать. Еще не стемнеет несколько часов, но уже наступит прохлада, как это бывает каждый день. Птичка пропела мне ноту с какого-то дерева.
Я потрясла головой, стараясь усвоить информацию.
Диц тактично молчал, но его взгляд красноречиво вопрошал: — Что?
— В этом просто нет никакого смысла. Если Шейла Бронфен и Агнес Грей — одно и то же лицо, почему их возраст настолько не сходится? Агнес не могло быть семьдесят, когда она умерла. Ей было восемьдесят с чем-то. Я это знаю.
— Значит, они не одно и то же. И что? Ты придумала теорию, и она не подтвердилась.
— Может быть.
— Черт
— Я ни с чем не тороплюсь.
— Торопишься. Ты ненавидишь быть неправой…
— Нет!
— Да. Нечего морочить мне голову…
— Это все совсем ни при чем! Если они не одно и то же, пусть так. Но тогда, кто такая Агнес Грей, и как к ней попала Айрин Бронфен?
— Агнес могла быть дальней родственницей или подругой. Она могла быть служанкой…
— Ладно, прекрасно. Допустим, это была служанка, которая сбежала с ребенком. Но почему он не сказал нам об этом? Зачем притворяться, что это была его жена? Он убежден, что Шейла забрала ребенка, или он беззастенчиво врет, правильно?
— Да ладно. Ты цепляешься за соломинку.
Я села на пятки, машинально водя рукой по траве. Мое разочарование было огромным. Казалось, что разгадка так близко. Я сердито фыркнула. Я была убеждена, что Агнес Грей и Энн Бронфен — одно и то же лицо. Мне хотелось, чтобы Бронфен лгал о смерти Энн, но, похоже, он говорил правду, скотина. Краем глаза я увидела, как Диц взглянул на часы.
— Черт возьми. Не делай этого. Ненавижу, когда меня торопят.
Я постаралась загнать обратно свою раздражительность.
— Который час? — спросила я, уступая.
— Почти четыре. Не хочу тебя торопить, но нам надо двигаться.
— Оушен Вью недалеко.
Он поднялся и начал спускаться с холма, возможно, тоже сдерживая свое раздражение.
Он был нетерпелив, человек действия, более заинтересованный в Марке Мессинджере, чем в Агнес Грей. Он наклонился, подобрал комок земли и запустил вниз, наблюдая за ним, как будто он мог скользить по траве, как галька — по поверхности воды. Засунул руки в карманы.
— Я жду тебя в машине, — сказал он коротко и зашагал вниз.
Я наблюдала за ним какое-то время. Потом пробормотала «О, черт» и последовала за ним.
Я чувствовала себя, как подросток, без собственной машины. Диц настаивал, чтобы я была с ним почти все время, поэтому мне приходилось таскаться за ним, упрашивать подвезти меня куда-то, застревать в местах, где мне не хотелось находиться, и не иметь возможности разрабатывать версии, которые меня интересовали. Я убыстрила шаги, догнав его у дороги.
— Эй, Диц! Можешь отвезти меня домой? Я одолжу машину у Генри, а с Рошель ты поговоришь сам.
Он впустил меня в машину.
— Нет.
Я уставилась на него с яростью.
— Нет? — Мне пришлось подождать, пока он обойдет машину. — Что это значит — нет?
— Я не допущу, чтобы ты где-то болталась одна. Это небезопасно.
— Брось. У меня есть дела.
Он не ответил. Как будто я вообще не сказала ни слова. Он выехал с кладбища и свернул на бульвар Кабана, направляясь к ряду мотелей, стоявших вдоль берега. Я смотрела в окно, мрачно размышляя о побеге.