S.n.u.f.f.
Шрифт:
А потом камеры дали ракетный залп.
Грым никогда не видел этого раньше. С темных точек в небе слетели тонкие огненные иглы, и, оставляя за собой белый след, понеслись к отступающим оркам. Среди них загрохотали разрывы.
Грым бросил мопед и побежал к Кургану Предков.
Ладья уркагана постепенно приближалась — и к ней, как к магниту, со всех сторон спешили уцелевшие орки. Но потом ладья вдруг распухла и превратилась в клуб огня и черного дыма. Много стоявших вокруг нее солдат упало на землю.
После этого Грым бежал уже не спеша, и вскоре его обогнало несколько орков из отходящей цепи. А затем мягкая теплая
Лежать в траве было хорошо.
Он почему-то не мог двигаться, но видел все вокруг, и на душе у него было спокойно и даже весело. Немного саднила щека, но это не мешало. Долгое время ничего интересного в поле зрения не происходило — только качался под ветром маленький синий цветок, поднимавшийся из травы перед его лицом, и еще растекался черный ручеек из перебитой артерии упавшего неподалеку солдата.
Потом Грым увидел бегущего по полю штурмовика-гвардейца. То, что это гвардеец, было ясно из агитштандарта для психической атаки, укрепленного за его спиной — на черном прямоугольнике белела надпись:
Я жадно выедаю кишки У малыша и у малышки!Если бы Грым мог, он бы засмеялся.
Гвардеец был таким худым, что с первого взгляда делалось ясно — он всю жизнь жрал одни отруби с соломой, в лучшем случае картофельные очистки. Вряд ли у него имелся гастрономический опыт, о котором заявлял штандарт. По виду это был типичный оркский лузер — с намертво впечатавшимся в рожу выражением смутной обиды.
Гвардеец бежал, пошатываясь и морщась, без всякого интереса к происходящему — видно, совсем уже устал от жизненной бури. И вселенная пришла ему на помощь.
В спину ему вонзилась сверкающая металлическая звезда. Потом еще одна. Гвардеец споткнулся и упал. Тогда Грым увидел двух зеленых черепашек-ниндзя — точь-в-точь как на человеческих конфетах, которые ел однажды в детстве. Черепашек сопровождала летящая низко над землей телекамера.
Первая черепашка подскочила к гвардейцу и воткнула ему в спину сверкающий косой меч. Другая встала в воинственную позу, и оставалась в ней, задрав меч над головой, пока телекамера не облетела черепашек со всех сторон. Потом они побежали дальше, и камера улетела следом.
Долгое время ничего не происходило, и Грым смотрел на цветок. Затем ветер подтащил к его лицу какую-то мятую бумажку, густо заляпанную красным.
Грым понял, что это один из документов на верхнесреднесибирском, который воины брали с собой в бой, чтобы окровавить по новому закону — такие валялись в траве повсюду. Бумажка лежала совсем близко, и можно было даже прочесть печатный текст:
Дальше текст был густо залит кровью.
«Чего ж ошибок-то столько, — грустно подумал Грым, когда бумажку понесло дальше, — сами, что ли, на сибирский переводили? Они на переводном столе экономят, а мы тут кровь проливаем… Или это в переводных столах сейчас так работают? Довели страну, гады…»
Он еще несколько минут смотрел в поле, а потом то ли уснул, то ли потерял сознание.
Когда он пришел в себя, была уже ночь. У него страшно болела голова. Но зато он почувствовал, что может двигаться. Встав на колени, он огляделся.
Над Оркской Славой были видны редкие фары телекамер, похожие на порхающих в ночи светляков. Далекие Ворота Победы были скрыты Курганом Предков, но за его треугольным контуром мелькали острые лучи прожекторов и вспышки красных фаеров. Над полем разносился женский голос, усиленный мощными репродукторами:
— Воин-урк! Ты устал и изранен! Иди на свет, и тебе помогут вернуться домой! Победа! Победа!
Заметив вдали трейлеры, поднимающиеся вверх (видны были только красные и зеленые пятна габаритных огней), Грым понял, что это правда. Люди уходили с Оркской Славы. Значит, урки опять отстояли свою горькую, пропитанную кровью землю — в какой уже раз.
Кое-как поднявшись на ноги, он попробовал сделать шаг. Потом другой. Это получилось — кости, кажется, были целы. Тогда он поплелся в сторону Ворот Победы, обходя трупы и пригибаясь, когда рядом проносилась очередная телекамера, бьющая в глаза бело-зеленым светом. Они больше не стреляли.
В ночной тишине было слышно, что телекамеры жужжат — как большие, злые и очень хитрые осы.
Когда я заметил, что меня всерьез раздражают ее просьбы постоянно следить за этим оркским мальчишкой, я стал анализировать свои чувства.
Иногда у моей злости была объективная причина. Например, пока я увеличивал клочок бумаги перед лицом контуженного Грыма, меня чуть не зацепила заходящая для ракетной атаки «Sky Pravda».
Но я мог прийти в ярость и без особого повода.
Ясно было одно — если ей раз за разом удается приводить меня в бешенство, она справляется со своей работой на отлично.
Правда, понял я это только после беседы со специалистом по симуляционной психологии сур. Если вы заплатили за свою спутницу столько, сколько я, вы имеете право получать консультации бесплатно и спрашивать можете о чем угодно. С вами даже проводят что-то вроде сеанса психоанализа.
Консультант-суролог с тщательнейше ухоженной бородкой и бесконечно нежным взглядом выглядел настоящим вуманайзером, разбившим на своем веку не одно резиновое сердце. Впрочем, так же мог выглядеть и ударный дискурсмонгер из спецподразделения «Le Coq d’Esprit».
Мне неловко было сразу излагать свою проблему, и я подумал, что будет лучше, если мы дойдем до нее постепенно. Вначале следовало немного поболтать на общие темы.
— Скажите, — спросил я, — она все-таки думает или нет?
Он засмеялся.