С.О.Н.

Перонн Екатерина

– У тебя помада очень красивая, – скомканно выдаю я и, слегка нервничая, поворачиваюсь к Славе. Его широкая улыбка внушает гораздо больше доверия.

Он официально целует меня в обе щеки, оправдываясь французской традицией.

– Прекрасно выглядишь! – восхищается он. – И так подросла.

Он подкалывает мои шпильки? Или все же вспоминает, какой пигалицей я была в детстве? С такими ненастоящими друзьями невозможно нормально общаться. Но за неимением здесь настоящих, приходится довольствоваться тем, что есть.

– Ты

тоже… к-х-м… подрос, – искренне отвечаю я ему.

Слава смеется. Нина выдавливает из себя некое подобие светской усмешки. И все же. Как можно ТАК измениться за какие-то четыре года? В детстве я и подумать не могла, что она вырастет такой стервой.

– Как дела? – доброжелательно спрашивает Слава, увлекая нас с его сестрой на диван. – Хорошо долетели?

– Да, в принципе неплохо. Только очень много турбулентных зон.

– А я не боюсь самолетов, – тут же вставляет Нина. – Мы настолько привыкли с мамой летать, что я могу жизнь провести на борту.

Слава бросает своей, как я понимаю, не очень любимой сестре красноречивый взгляд: «Так и улетела бы, в чем проблема?» Нину это совсем не смущает.

– Твои родители скоро будут готовы? Ты знаешь, в такие рестораны, как этот, нельзя опаздывать.

– Почему? – невинно удивляюсь я. И опять со всей скорости сажусь в огромную лужу.

– Тебе ничего не говорит название «Ambassadeur»? – фальшиво удивляется Нина. Еще и так громко, чтобы все окружающие зеваки со стойки отеля услышали о том, какая я невежественная хамка. Слава Богу, что они не понимают по-русски. И все же…

– Нет, – насколько можно безразличней пожимаю плечами я. – А должно?

Нинель брезгливо закатывает глаза. Все же как актриса она – полный ноль: ее не взяли бы даже в самый дешевый театр. Слава едва сдерживает смешок, прикрывая его приступом кашля. У него хотя бы получается притворяться лучше, чем у его снобской сестры. Я снова задаюсь вопросом: смеется ли он над моим невежеством или над чванством Нинели?

– В нашем случае можно и опоздать, – приходит в итоге он мне на выручку. – Я прекрасно помню, как долго собирается тетя Наташа. А мама мне не простит, если я привезу ее подругу не при полном параде.

Киваю. Молчание затягивается. Решив, что хуже уже не будет, я торопливо сбрасываю отвратительные туфли.

– Зачем же носить, если тебе в них неудобно? – удивляется Слава.

– Ташин подарок, – я грустно вздыхаю: знал бы он, что это из-за него мне приходится их надевать. – И почему мы не ходим в кедах с вечерними платьями? Они гораздо удобнее.

Нина вновь закатывает глаза. «Она бы еще телогрейку с сапогами нацепила!», – кричит ее возмущенный вид. Гордое молчание Славиной сестры, однако, играет нам на руку: атмосфера заметно теплеет.

– В следующий раз, когда мы куда-нибудь пойдем, я разрешаю тебе надеть кеды, – авторитарно заявляет Слава.

– Обязательно

скажи об этом Наташе, – я расслабленно подгибаю под себя ноги.

Диваны в этом отеле удобны до безобразия.

– А ты всегда ведешь себя, как хорошая девочка, и слушаешься маму?

Слово «мама» больно режет слух. Наташа благоразумно не просила называть ее так. Или ей не хотелось казаться слишком старой рядом со взрослой падчерицей? Попробуй определи мотивацию взбалмошной мачехи: никогда не знаешь, что у нее на уме.

– А как же иначе? – я безнадежно киваю. – Ты разве не помнишь, какой у нее характер?

Мы заговорщически переглядываемся. Нина фыркает, и я уверена, что первым же делом она расскажет об этом разговоре своей мамаше. Меня терзает дурацкое желание швырнуть в королеву прокисших щей свою неудобную туфлю. Сдерживают пламенный порыв лишь неопределенные основы этикета, привитые Наташей.

– У нашей такой же, – уныло отвечает Слава, рассматривая мои коленки.

Я официально заявляю, что ненавижу короткие платья, вызывающие непристойные мысли у друзей мужского пола.

– А вот и мы! – сияет Таша, перебивая неловкую паузу. В ее ушах чинно покачиваются длинные бриллиантовые сережки, а кроваво-красное платье подчеркивает загоревший цвет лица. Я еще в номере подумала, что она его не застегнет, но платье кажется идеальным по размеру. И как же она в него влезла, интересно? Три месяца назад этот шедевр французских кутюрье был безнадежно малым. Ах да, соседка Вера, местная портниха, за две недели до поездки приходила к нам на тортик. Видимо, платье внезапно расширилось под ее чутким руководством.

Слава, а затем и строптивая Нина церемонно расцеловывают моих родителей в обе щеки. Я с сожалением покидаю ложе столь уютного дивана, ужасаясь неудобности ненавистных туфель.

– Что ж, поехали, – Слава по-джентельменски протягивает мне руку. Мне удается пройти до машины, споткнувшись всего лишь один раз. (Нина в этот момент так сжимает губы, что я пугаюсь, как бы они не лопнули.)

Поездка в ресторан проходит в официально-неприятной обстановке.

Меня безумно раздражает настырная Наташа, заваливающая Славу кучей, как мне кажется, заранее подготовленных вопросов. Нинель она, кстати, тоже раздражает, так как вопросов ей почему-то не задает.

«Слава, а где ты учишься?» «Кем хочешь стать?» «Как тебе во Франции?» «Есть ли девушка?» (Она отлично знает, что официальной барышни нет, но безумно хотела спросить его об этом лично, а потом многозначительно на меня посмотреть.) «Какие у вас с Полем отношения?» «На какие оценки ты сдал сессию?» «Что это у тебя за машина?» «Твоя?» (Естественно, она помнит, что машина – Peugeot 209 и что это был подарок Марго на 18-летие, но предпочитает опять же услышать ответ от замученного Славы и вновь бросить мне выразительный взгляд.)