С.С.С.М.
Шрифт:
Наконец настал момент, когда Краслен оказался и в Кунигундиной комнате. Девичья светелка была увешана портретами Шпицрутена. Почти на всех диктатор красовался в военной форме и с плетью. Кое-какие бумажные изображения явно покоробились от влаги: так, как если бы их, например, лизали. Кружевной узор на занавесочках с васильками повторялся на кайме покрывала и маленьких подушечках, разложенных на идеально заправленной узкой никелированной кровати с железными шариками. На столике, возле персонального телефонного аппарата, лежала стопка фашистских журналов и пособий по межнациональной
— Что это? — удивился Кирпичников.
— Да так, ерунда… Старый папин китель. В прошлом году я надевала его на карнавал, наряжалась мальчиком, с тех пор так и висит. Хорошая была идея, как ты думаешь? Как, по-твоему, я могла бы в нем смотреться?
Краслен ощущал, что девушка идет в наступление. Конечно, Кунигунда была не в его вкусе, конечно, на самом деле любил он только Джессику, конечно, классовая ненависть не позволяла… Но грубый отказ мог бы ожесточить фашистку и привести к провалу разведывательной операции… А кроме того, у Краслена уже столько дней не было ничего такого!
— Давай сядем. Ты уже хорошо себе чувствуешь? Голова больше не кружится? Знаешь, Курт, ты так похож на канцлера…
Кирпичникова взяли за руку, прижались к нему, томно посмотрели в глаза.
— Папа дает за мной третью часть своих акций. К тому же я наследница значительной части его состояния! Женихи, конечно, есть… Но знаешь, никто из них мне не нравится…
Краслен сглотнул.
— …не нравится так, как ты!
Пролетарий не успел отреагировать на последнюю фразу. Кунигунда стремительно сжала его в объятиях, разинула рот и впилась в губы Кирпичникова, как будто хотела засосать всю его голову.
— Послушай… я… мне… конечно… очень приятно… ты… это самое… — Краслен так разволновался, что чуть не забыл брюннский язык.
— Приходи этой ночью! Слышишь меня?! В час! Я буду ждать тебя, дорогой! — страстно прошептала раскрасневшаяся буржуазка. — Ты получишь все, обещаю! А теперь ступай, пока сюда не зашел мой папа!
Воспользовавшись предложением, Кирпичников поспешил убраться из комнаты Кунигунды. «Только мне и дела, что посещать тебя по ночам, избалованная девчонка», — мысленно произнес он, шагая по коридору. Через минуту после того, как пролетарий оказался у себя, к нему вошел фон дер Пшик:
— У меня для вас приятные новости, Зиммель, — сообщил он. — Удалось связаться с вашей матерью. Через пару дней она прибудет сюда. И зачем было говорить, будто у вас нет никаких родственников?
Выбора не было. Вернее, он был, но очень непривлекательный: дождаться матери Курта, быть разоблаченным и оказаться в застенках фашистских палачей либо бежать, причем бежать прямо сейчас. Конечно, имелся еще один вариант: выждать до завтра. Но в итоге все равно следовало выбирать: или самоубийственное бездействие, или побег, каким бы рискованным он ни был.
Тихо
И надо же было этой испорченной девчонке влюбиться в Краслена! Надо же было ей назначить свидание именно в эту ночь! Кирпичникова ждали к часу — он решил выждать до двух. Потом до трех. В три побоялся, что буржуазка уснула еще недостаточно крепко. Полчетвертого замучался валяться, встал, отворил скрипучую дверь. Задержался на пару минут, прислушивась, не проснулся ли кто-нибудь. Потом проскользнул в коридор, и, стараясь ступать как можно тише, отправился к Кунигундиной комнате.
Дверь в девичью отворилась легко и без скрипа. Внутри все было отлично — тишина, темнота, никаких признаков движения. «Слава Труду, она спит! — подумал Краслен. — Ладно, в конце концов, из этой нелепой влюбленности я тоже извлек что-то полезное. Знаю, где хранится лишний комплект формы, и на ощупь смогу найти шкап».
Шкап располагался в глубине комнаты. Кровать, напротив, у входа. Кирпичников останавливался после каждого шага и слушал. Только пройдя мимо опасного ложа с опасным телом на нем, позволил себе расслабился. Подобрался к шифоньеру, облегченно выдохнул, взялся за ручку…
И в то же мгновение услышал щелчок, а через секунду был ослеплен вспыхнувшим электричеством и невольно зажмурился.
— Ты все-таки пришел, мой дорогой! — воскликнула Кунигунда. — Я знала, милый, я все время тебя ждала, я не сомкнула глаз!
Когда глаза Кирпичникова привыкли к свету, он увидел на кровати девушку в одной рубашке. «Елки-палки, попал!» — пронеслось в голове. Влед за первой мыслью сразу же появилась вторая: «Хм, а все-таки шикарный у нее бюст!»
— Иди же ко мне!!! — возопила жаждущая любви.
Кирпичников в страхе попятился к шкапу.
— Ну?! — раздался требовательный возглас.
— Послушай-ка, Кунигунда… ты… как бы… ну… так сказать… неверно поняла меня…
— Как это неверно?! — Фашистка села на кровати.
— Ну… я… в общем… пришел не за этим…
Кунигундино лицо стало серьезным. Она слезла с кровати, подошла к Краслену, заклянула ему в глаза:
— А зачем это ты пришел? И что это ты делаешь возле моего шкапа? А нос у тебя случайно не в виде шестерки?
Она сделала резкий выпад вправо и глянула на Кирпичникова сбоку.
— Нет, нет! — заволновался он. — Ты снова все неправильно поняла… Я, видишь ли… Ну, собирался к тебе… Но вот сейчас… Ну… Вдруг это самое… Я решил, что лучше нам не надо этого делать…
Глаза девушки снова загорелись, жадный ротик расплылся в улыбке:
— Милый! Курт! Ты жертвуешь собой ради моей репутации! Ах, это так благородно!..
Кунигунда бросилась Кирпичникову на шею:
— Знаешь, до этой минуты я сомневалась, но, увидев твою честность, окончательно решила тебе отдаться!