Сад для бегонии
Шрифт:
Локарев машинально схватился за мою ладонь. И машинально ее пожал.
– Ты довольна своей сказочкой девочка, – спросил он. – И не нужно ее продолжения. Карлсон слетел вниз со своей бегонией только потому. Что боялся слететь. А не потому. Что мечтал жить в этом маленьком мире. Это так просто. И может быть, единственное стоящее в этой жизни. Что он мог совершить – это вырастить бегонию на черепичных крышах. Но он не сделал и этого… Ты по-прежнему любишь сказку про Карлсона?
Я покачала головой.
– Я по-прежнему
– Ты знаешь, девочка. Стихи рождаются не столько из мусора. Сколько – из ничего. Будь этот мальчик кем-то, он никогда бы не сочинил эти стихи.
– Будь этот мальчик кем-то, он никогда бы не стыдился своего прошлого.
– Я его не стыжусь. Я просто не хочу к нему возвращаться.
– Все тот же страх?
– Нет, девочка. Это гораздо больше… Но тебе этого не понять. Поэтому…
Локарев закрыл глаза. Он внезапно погрузился в глубокий сон. И мне показалось. Что это внезапное откровение он сделал в полудреме, в ознобе, испытывая физическую боль. Но не более… Ведь именно физическая боль часто рождает самые душевные откровения…
Я еще долго задумчиво сидела, глядя на его красивое лицо. Я думала, какая сила столкнула нас сегодня ночью. Сила добра или зла? И чем закончится наша встреча. Спасением или гибелью?
Я думала, как когда-то безгранично верила этому человеку. Но узнав его, моя вера постепенно гибла. Но это не значит, что должна была погибнуть вера и в его стихи. Которые. Как я узнала сегодня. Никому не принадлежали. Даже ему. Значит они принадлежали всем. И если душа этого человека погибла. Это не значит, что погибли стихи. Душа стихов бессмертна…
Мои глаза стали слипаться. И я уснула. Опустив голову на его лицо.
И мне приснился остров, окруженный розовым океаном в закате солнца. И мне приснился парень с голубыми глазами, в потрепанных джинсах и помятой майке. Он был так похож на известного в прошлом певца Локарева.
Мы стояли с ним в саду из разноцветных бегоний. И он целовал меня в губы. Его поцелуй был горячий и нежный. Мне ужасно нравилось с ним целоваться. Но мне было этого мало. Мне хотелось. Чтобы он шептал мне ласковые слова. Мне хотелось задушевных признаний. И он это понял по моим влюбленным глазам. И прошептал.
– Я так тебя люблю, но я виноват. Я тебе так и не подарил желтую бегонию. Но я обязательно ее выращу для тебя, Марта, – сказал он голосом Ромки.
Меня зовут не Марта, хотела выкрикнуть я. И мне не нужна желтая бегония. Но он стал заглушать мои слова поцелуями.
– Марта, Марта, Марта…
И я открыла глаза. И я проснулась. И действительность была так похожа на сон.
Мы целовались. И Локарев, по-прежнему целуясь во сне, шептал:
– Марта.
Я резко освободилась из его объятий. Он недоуменно захлопал вспухшими ото сна веками.
– О, Боже, – прошептал он. – Где я? Где Марта?
– Я не Марта. Меня зовут Саша. И ты там же, где и я.
Он приподнялся
Возвращение к действительности он воспринял далеко не с радостью. И с ненавистью посмотрел мне в лицо. Помня что я – источник его бед. Но так ничего и не успел сказать. Потому что мы услышали шаги. Мы вздрогнули. И Локарев даже вцепился в мою руку.
– Ты слышишь, девочка?
Шаги приближались. И наконец кто-то стал изо всей силы барабанить в дверь. И кричать заплетающимся голосом.
– Эй, откройте. Вы чего там, вообще… Чего закрылись…
Еще немного. И этот тип поднял бы весь дом на уши. Поэтому ничего не оставалось. Как открыть дверь.
Это был приблудный забулдыга, не представляющий никакой опасности. И все же лишняя осторожность не помешала бы. Поэтому я нащупала под майкой револьвер.
Локарев стоял за моей спиной. И на его лице застыл страх. Который тут же сменился гримасой презрения. Когда он увидел на пороге зачуханного пьяного гостя. С бутылкой водки в руках.
– О, ребятки! – радостно воскликнул он, словно своим закадычным дружкам. – Ну как, сообразим на троих?
Локарев подался вперед. Сжимая кулаки. И я видела как на его губах застыл гневный, уничтожающий монолог. Он не боялся таких отбросов. И наконец у него появился шанс проявить себя. Как решительного парня.
«Тоже мне герой, – подумала я. – Не велика победа над пьяным. К тому же он может натворить массу глупостей. Вызвать ненужный шум…»
Поэтому я шагнула навстречу непрошеному гостю. И как можно приветливей улыбнулась. И моя улыбка была вполне искренней. Я не презирала людей в отличие от Локарева. Напротив. Я жалела подобных этому парню и пыталась понять.
– Конечно, сообразим, – ответила я. – Только мы – чисто символически. У нас мало времени.
– Вас понял, – кивнул забулдыга. И тут же вытащил из сетки три запыленных граненых стакана. И профессионально разлил на троих.
– Ты с ума сошла, – шепнул мне Локарев. – Я не буду пить эту гадость. Тем более в таком обществе.
– Будешь, Локарев. Если не хочешь лишнего шума. Еще как будешь.
– Выпьем за ваше здоровье, ребятки, – добродушно предложил пьянчужка. – А обо мне не беспокойтесь. За мое пить не стоит. Мне оно уже не пригодится.
Мы чокнулись. И я с нескрываемой радостью наблюдала. Как Локарев вынужден был осушить стаканчик. Он брезгливо поморщился. И закашлялся.
– А чего вы тут делаете? – спросил наш новый дружок. – Здесь сыро. Может, ко мне пойдем? У меня хлеб дома есть. И яичницу могу пожарить.
– Спасибо большое, – ответила я. – Но нам нужно идти. Честное слово. А следующий раз – обязательно.
– Так спросите Кольку Мохнатого. Меня здесь каждая собака знает. А может, чем помочь вам? – он кивнул на кровавое пятно на майке Локарева. Но лишнего не спросил.