Сад господина Ничке
Шрифт:
Ничке уселся в старое плетеное кресло и закурил; солнце выглянуло из-за деревьев и осветило весь сад. Он был весь во власти ласковой тишины, спокойного дыхания земли и ни о чем не думал. Ему казалось, что сама земля, словно огромное, живое тело, ритмично дышит – то опускается, то поднимается, а он удобно и надежно сидит в кресле, стоящем на груди этого великана.
Но этому погожему и спокойно начатому дню, к сожалению, суждено было стать неприятным для Ничке. Все началось с того, что Копф, который уже успел выздороветь и, как обычно, появился рано утром в саду, вдруг окликнул его:
– Добрый день, дорогой Рудольф!
Ничке уже избавился от глупого, щемящего
– Добрый день, добрый день, дорогой Вильгельм. День сегодня действительно добрый и хороший, – откликнулся отдыхавший в кресле Ничке.
– А у меня к вам просьба, дорогой сосед!
– К вашим услугам! – сказал Ничке, приподнимаясь.
– Я видел у вас как-то маленькую удобную лестницу. Не могли бы вы мне ее одолжить?
– Ну, конечно, дорогой Вильгельм, я сейчас вам ее принесу.
– Не утруждайте себя. Подайте мне ее прямо через забор.
Ничке направился к беседке, где хранилась лестница. Копф пошел по другой стороне изгороди, и оба оказались в самом дальнем конце сада, который не был виден с улицы. Приняв от Ничке лестницу, Копф прислонил ее к стволу дерева.
– Я хотел бы вам кое-что сказать, хотя, возможно, мне и не следовало бы этого вам говорить. Но поскольку это касается также и вас, я не считаю себя вправе молчать. Вчера вечером меня посетил один субъект, знаете, из полиции.
– Понимаю. Ну и чего он хотел?
– Вот именно. Трудно сказать, чего он хотел. У них всегда так. Когда я его спросил, чем обязан его визиту, он сказал, что в свое время я это узнаю.
– Он был в тирольской куртке? – спросил Ничке.
– Нет. В обычном костюме. А почему вы спрашиваете?
– Я несколько раз примечал каких-то подозрительных лиц на нашей улице.
– Возможно. Так вот этот тип сначала очень интересовался той старой рухлядью, что висит у меня на стене, но когда я ему сказал, что у меня есть на все разрешение, он успокоился. Потом его интересовали какие-то мои имущественные дела – этот дом, видите ли, когда я его купил, был заложен. Под конец он начал расспрашивать о разных людях. Интересовался, кого из соседей я знаю и что о них думаю. Между прочим, спросил и о вас.
– Надеюсь, вы обо мне не очень плохого мнения, – проговорил, улыбаясь, господин Ничке.
– Что вы, дорогой Рудольф! Я сожалею лишь о том, что не мог сказать о вас больше хорошего! Впрочем, по правде говоря, его это мало интересовало. А вообще трудно понять, что ему было нужно. Расспрашивал о том о сем, так, с пятого на десятое.
– А вы, господин Копф, поинтересовались, имел ли он вообще право задавать вопросы?
– Должен признаться, что мне это не пришло в голову. Он показал мне какое-то удостоверение.
– Значит, любой бродяга, показав первое попавшееся удостоверение, может спокойно войти в ваш дом, рассматривать все, что ему заблагорассудится, и задавать вопросы?
– Вы меня огорчили, господин Ничке.
– Сколько разных обманщиков и злодеев бродит по Германии!
– А что бы вы сделали на моем месте?
– Прежде всего тщательно осмотрел бы его удостоверение.
– А я этого не сделал, – расстроился Копф.
– Ну, ничего, впредь будете осторожнее.
– Может быть, сообщить в полицию?
– Делайте, как считаете нужным. Это уж решайте сами.
Разговор
Сегодня суббота, и для того чтобы выбраться из окружающего шума и суеты, Ничке волей-неволей пришлось сначала окунуться в эту стихию. Надо было пересечь главную улицу, где в четыре ряда шли автомашины, потом площадь и перекресток, по которому, скрежеща тормозами, кружили, как в мельничном колесе, машины, потом миновать большую автостоянку. В некоторых машинах неподвижно, как манекены, застыли молодые люди. В одной Ничке заметил целующуюся пару. Ну что за идиотские нравы, как можно так вести себя в публичном месте! Три паренька в компании двух очень молоденьких девиц стояли на тротуаре. Один из них крутил на пальце автомобильный ключ, двое его товарищей, опустив руки и растопырив ладони, застыли в позах героев вестернов, готовые в любую минуту схватиться за рукоятки воображаемых кольтов. А может, это был обычный жест, для которого не нужны даже вымышленные кольты? Их спутницы были по-дурацки размалеваны, и, глядя на их лица, Ничке невольно вспоминал сумасшедшую дочку пекаря, которая всегда смотрела в окно, когда он мальчишкой шагал в школу. Ничке быстро прошел мимо этих людей, принадлежавших к другому, совершенно чужому и непонятному для него миру. Как и обычно, когда ему приходилось сталкиваться с нынешней молодежью, он подумал, что у его поколения была более здоровая психика.
Миновав полотно электрической железной дороги, Ничке очутился в парке, среди разросшихся на просторных лужайках высоких старых деревьев. Здесь можно было гулять по удобной асфальтированной дорожке, которая вилась среди деревьев, и отдохнуть на скамейках, где сидели люди с книгой или газетой. Чаще всего это были люди его поколения, а иногда и постарше: одинокие женщины с собачками я даже старики. Особой симпатии Ничке к ним не испытывал и скорее ограничивался чем-то вроде благосклонного равнодушия. Он замедлил шаг, свернул на боковую дорожку, которая шла через перекинутый над ручьем мостик, и вдоль опушки парка направился в сторону пустынных, широко раскинувшихся лугов.