Сад каменных цветов
Шрифт:
– Ты должна сказать об этом своей бабушке.
– Я не представляю, как это сделать. Она всегда хотела, чтобы я была безупречной. Настоящей леди! – Карен невесело рассмеялась. – А я буду всего лишь матерью-одиночкой.
Она обхватила голову руками, и я наконец решилась обнять ее.
– Возможно, тебе следует поискать любовь там, где она всегда была рядом с тобой. Здесь, в Бернт-Стенде.
Карен выпрямилась. Мы посмотрели друг на друга, потом обе вздохнули с облегчением.
– Как же я по тебе скучала, дурочка! – прошептала Карен.
Я крепче прижала ее
– Я тоже скучала.
Из больницы вышел Леон в сопровождении нескольких мужчин. Мы видели, как он разговаривал с ними. Это были каменотесы – белые и черные, молодые и постарше, – но все они, как один, с уважением, внимательно слушали Форреста. Я подумала, что он, наверное, говорит с ними об Эли, и у меня заныло в груди.
– Это Леон Форрест, – сказала я Карен. – Ты его помнишь?
Карен расправила плечи, как-то странно посмотрела на меня и негромко позвала:
– Леон!
Он обернулся, оглядел сад и увидел нас. Его лицо побледнело, как только он узнал Карен. Леон на мгновение забыл, кто он, где он и чем занят.
– Карен?.. – В его голосе слышались радость, удивление, недоверие.
Карен подошла к нему, протянула руку, и Леон взял ее изящную кисть в свои крупные ладони так осторожно, словно это был тончайший фарфор. Я наблюдала, как Карен заглядывает в его мрачное, настороженное лицо, как он смотрит на нее сверху вниз, и мне казалось, что они без слов делятся друг с другом пережитыми страданиями и радостями.
Я видела, что происходит с ними, и понимала, что моя троюродная сестра инстинктивно нашла дорогу домой. Я молча смотрела на них, и у меня щемило сердце. Я оплакивала все то, что не произошло в моей жизни, – то, чего у нас с Эли никогда не было…
Утром Эли проснулся весь в поту на огромной кровати с пуховыми подушками в приобретенном им «доме Эсты», который назывался Бродсайд. Дом стоял на углу двух тенистых, обсаженных дубами улиц на окраине Бернт-Стенда. Когда-то здесь жили друзья Сван из Эшвилла – муж и жена, – но оба умерли несколько лет назад. Они оставили Бродсайд в наследство детям, которые решили продать похожий на виллу дом со всеми его портиками и внутренними двориками, просторными комнатами с хрустальными люстрами, антикварной мебелью и коврами из Европы. Дети решили продать его и были так счастливы получить всю сумму наличными, что не задавали никаких вопросов.
Ма и Белл с ребенком заняли красивые просторные спальни, каждая с балкончиком и роскошной ванной комнатой. Белл по ночам часами разговаривала по телефону из библиотеки дома – то со своим экстрасенсом, то с мужем Элтоном. Каждую ночь она плакала, клятвенно обещая Элтону, что очень скоро все кончится, они все придут в себя и заживут по-прежнему.
И вот теперь они втроем стояли в вестибюле больницы и спорили.
– Мама должна сделать это одна! – прошипела Белл, вцепившись Эли в руку. – Неужели ты не понимаешь, что речь идет о ее гордости? Нашу семью опозорили, так что она просто обязана сама поговорить со Сван.
Эли прикусил язык и не пошел следом за матерью, которая направилась
– Я не могу этого допустить, – сказал Эли сестре. – Я не хочу, чтобы она встречалась со Сван один на один. Подожди нас здесь, а я иду вместе с Ма.
– Эли, остановись! – воскликнула Белл. – Не делай этого!
Двери лифта открылись как раз в тот момент, когда Белл схватила его за руку. К удивлению Эли, из лифта вышла Дарл в легких серых брюках и белом пуловере.
Волосы она стянула в хвост на затылке, и лишь пара легких темных прядей падала ей на лоб. При виде ее печального лица и измученных синих глаз Эли почувствовал, как его охватывает гнев – и тоска. Дарл лишь мельком взглянула на него, кивнула Белл и подошла к Энни Гвен.
– Мне сказали, что вы хотите навестить мою бабушку.
– Да, я набралась смелости для разговора с ней, – ответила Ма. – Я знаю, что она болеет, и мне очень жаль, Дарл. Но я просто обязана сказать ей кое-что. Я не задержусь надолго.
– Вы о проблеме с гостиницей? Ма кивнула:
– Никто не смеет говорить моим детям, что они недостаточно хороши для какой-то бы ни было гостиницы. Очевидно, твоя бабушка просто плохо себя чувствует и неважно соображает, если она позволяет себе так обращаться с моей семьей.
– Нет, она прекрасно понимала, что делает, и у нее нет оправданий. Я должна извиниться за нее перед вами, Белл и Эли. Я прошу вас переехать в Марбл-холл и быть моими гостями.
Ма изумленно смотрела на нее. Белл даже рот приоткрыла. Эли знал, что выглядит злым и раздраженным, но ее предложение удивило и его. Когда их взгляды встретились, он помотал головой.
– Прошу вас, – повторила Дарл.
– Я благодарен за приглашение, – ответил Эли, – но мы отлично устроились в городе. Мы не нуждаемся в благотворительности.
– Эли! – прошипела Белл, а Ма строго посмотрела на него.
Дарл вздрогнула, как от удара, и Эли стало стыдно.
– Я не это имела в виду. Ма похлопала ее по руке:
– Мы знаем. Спасибо за добрые слова, но мне нужно поговорить с твоей бабушкой.
– Хорошо, я поднимусь вместе с вами.
Дарл взяла Ма под руку и помогла войти в лифт. Оказавшись в кабине, она обернулась, чтобы взглянуть на Эли.
– Позаботься о ней, – сурово приказал он, и Дарл послушно кивнула.
«И о себе тоже», – добавил Эли про себя, когда двери закрылись.
«Энни Гвен, вдова Джаспера Уэйда, которого мы убили. Он приходился дядей Карен и сыном Энтони Уэйду, которого так беззаветно любила Матильда». Именно так я бы представила ее Сван и Матильде. Она была нашей родственницей – и символом того, что семья Хардигри способна делать с людьми.