Сад костей
Шрифт:
Венделл изумленно воззрился на картину. Она изображала темноволосого юношу, стоявшего возле письменного стола и опиравшегося рукой на человеческий череп. Его карие глаза в упор смотрели на Венделла, словно бросая ему вызов.
— Это портрет Олдоса Гренвилла в возрасте девятнадцати лет, — сообщила Роза. — Так сказала госпожа Фербуш.
Венделл не мог отвести взгляд от картины:
— Я никогда прежде не видел его.
— Я сразу все поняла. И нисколько не усомнилась. — Роза внимательно посмотрела на портрет юноши, и ее губы изогнула печальная
36
Великолепный экипаж доктора Гренвилла ехал по Белмонтской дороге на запад, мимо фермерских домишек и унылых полей, которые теперь казались Розе знакомыми. День был безжалостно хорош, и под ясным небом сверкал снег — так же он блестел и всего две недели назад, когда она впервые шла этой дорогой. «Тогда ты шагал рядом со мной, Норри. И если закрыть глаза, я наверняка поверю, что ты снова здесь, рядом».
— Далеко еще? — осведомился Гренвилл.
— Еще немного, сэр.
Открыв глаза, Роза сощурилась от ослепительного солнечного света. И от тяжкой правды: «Я больше никогда тебя не увижу. Но каждый день буду тосковать по тебе».
— Он ведь вырос тут, верно? — спросил Гренвилл. — На этой дороге.
Роза кивнула.
— Скоро мы окажемся возле фермы Хеппи Комфорт. У нее был увечный теленок, которого она забрала в дом. И полюбила его настолько, что не смогла забить. А по соседству будет ферма Эзры Хатчинсона. Его жена умерла от тифа.
— Откуда вы все это знаете?
— Норрис рассказал.
И Роза никогда этого не забудет. Пока жива, она будет помнить каждое слово, каждое мгновение.
— А ферма Маршалла тоже стоит на этой дороге?
— Мы не поедем на ферму Айзека Маршалла.
— Куда же тогда мы едем?
Она посмотрела вперед, на аккуратный домик, который только что показался вдали.
— Я уже вижу этот дом.
— Кто же там живет? «Человек, который относился к Норрису добрее и великодушней, чем родной отец», — мысленно ответила она.
Когда экипаж остановился, дверь дома открылась, и на крыльце появился пожилой доктор Хэллоуэлл. По унылому выражению его лица Роза поняла: он уже узнал о смерти Норриса. Старик подошел поближе, чтобы помочь гостям выбраться из экипажа. Когда они поднялись по ступеням, Роза с удивлением увидела, что из дома вышел еще один человек.
Это был чрезвычайно постаревший Айзек Маршалл. Всего две недели назад он выглядел куда моложе.
Трех человек, стоявших на крыльце, объединяло общее горе, и слова давались им нелегко. Они молча разглядывали друг друга — двое мужчин, которые вырастили Норриса, и тот, кто должен был это сделать.
Роза проскользнула в дом, привлеченная непривычным для мужского уха звуком — тихим детским лепетанием.
Оно и привело ее в ту комнату, где, покачивая Мегги, сидела госпожа Хэллоуэлл.
— Я вернулась за ней, — объявила Роза.
— Я знала, что вы приедете. — Передавая ребенка, женщина с надеждой посмотрела на девушку. — Прошу вас, пообещайте, что мы снова ее увидим! Что мы примем
— О, конечно, мэм, — улыбнувшись, заверила ее Роза. — Как и все, кто любит ее.
Роза вышла на крыльцо с ребенком на руках, и трое мужчин обернулись. В этот миг Олдос Гренвилл впервые заглянул в глаза своей дочери, а Мегги, словно узнав его, улыбнулась в ответ.
— Ее зовут Маргарет, — сказала Роза.
— Маргарет, — тихо повторил доктор Гренвилл. И взял ребенка на руки.
37
НАШИ ДНИ
Джулия снесла свой чемодан по лестнице и оставила у парадной двери. А потом зашла в библиотеку, где в окружении коробок, уже готовых к отправке в Бостонский Атенеум [12] , сидел Генри. До этого они вместе сортировали документы и запечатывали коробки, но письма Оливера Венделла Холмса аккуратно отложили в сторону, чтобы не потерять.
12
Бостонский Атенеум — частная библиотека (с 1807 г.), художественная галерея (с 1826 г.) и музей. В библиотеке содержится более 700 000 книг, включая оригинальные труды Джорджа Вашингтона.
Теперь Генри разместил их на столе и снова принялся перечитывать — наверное, уже в сотый раз.
— Мне тяжело отдавать их, — признался он. — Может, стоит оставить их у себя?
— Вы уже пообещали Атенеуму, что пожертвуете их.
— Но ведь я имею право передумать.
— Генри, они требуют осторожного обхождения. Архивариус лучше знает, как их хранить. И потом, разве это не здорово, если об этой истории узнает весь мир?
Генри, ссутулившись, упрямо сидел в своем кресле и разглядывал бумаги с видом сквалыги, который ни за что не согласится расстаться со своим богатством:
— Они слишком много для меня значат. Это нечто очень личное. Подойдя к окну, Джулия взглянула на море.
— Я понимаю, о чем вы, — тихо призналась она. — Для меня это тоже личное.
— Вы все еще видите ее во сне?
— Каждую ночь. Уже несколько недель.
— И что же вам снилось прошлой ночью?
— Это были какие-то… картинки. Образы.
— Какие образы?
— Рулоны ткани. Ленты и лекала. Я держу в руке иголку и шью. — Покачав головой Джулия рассмеялась: — Генри, я совсем не умею шить.
— А Роза умела.
— Да. Иногда мне кажется, что она ожила и говорит со мной. Читая письма, я словно воскресила ее душу. И теперь ко мне приходят ее воспоминания. Я будто снова проживаю жизнь Розы Коннелли.
— Сны настолько яркие?
— Я вижу все, вплоть до цвета нитки. И это говорит о том, что я слишком долго думала о ней. «И о том, какой была ее жизнь», — добавила про себя Джулия.
— Похоже, мне пора отправляться на паром, — продолжила она вслух.
— Жаль, что вам приходится уезжать. Когда вы снова меня навестите?