Сад лжи. Книга первая
Шрифт:
— Рэйчел… — выдыхает он, прижимаясь губами к ее волосам („Боже, как дрожит мой голос!"). — Рэйчел! Мы вместе. Хвала Всевышнему! Вместе…
Он целует ее в губы, держа лицо своими испачканными в грязи руками. На его щеках щетина. Но все равно, как это прекрасно…
Вдруг яркая вспышка света красными звездами пронзает ее закрытые веки.
Рэйчел распахнула глаза: рядом с ней стоит тот самый коротышка с обезьяньей физиономией и победоносно размахивает фотоаппаратом, улыбаясь так, словно только что завоевал золотую медаль на фотоконкурсе.
— Отличный кадр, парень! — вопит
16
Перевалив через край канавы, ограждающей дорогу от расползающихся джунглей, их джип выбрался на двухрядное шоссе. Только что по капоту и бокам машины хлестали ветки — и вот, словно по мановению волшебной палочки, у них над головой снова было небо, облака, а впереди, насколько хватало глаз, открытое пространство. Асфальт, правда, не отличался гладкостью: то и дело на пути зияли трещины и воронки, но все равно Рэйчел чувствовала себя в относительной безопасности.
Итак, они, похоже, выкарабкались! И она, и Брайан, и его товарищ, смешной маленький австралиец. Все трое. И еще, слава Богу, им удалось прихватить с собой Кэй. Это уже было настоящим чудом.
Рэйчел почувствовала, как пальцы Брайана крепко сжали ее плечи, когда машину основательно тряхнуло, а из-под колес поднялся фонтан грязной воды.
„Правильно, Брайан! Держи меня как можно крепче, — подумала она. — А не то я еще, чего доброго, улечу из этого сказочного сна…"
Вечерело. Они тащились по этому шоссе, проложенному в джунглях, уже целую вечность. Теперь водитель почему-то затормозил. А-а, переходят шоссе быки. Их джип въехал в пригородную зону Да Нанга, и теперь все чаще приходилось уступать дорогу повозкам, собакам, детям и морщинистым старухам, согнувшимся под тяжестью поклажи, которую они тащили на голове. Бамбуковые хижины и рисовые поля сменились убогими лачугами из рифленой жести, канавами со зловонной водой, кострами, на которых бедняки готовили свой скудный ужин, — эти огоньки в сумерках были похожи на блуждающих светлячков.
„Теперь мы в безопасности, — радовалась Рэйчел. — В безопасности от снайперов, засад, мин-ловушек". Напряжение последних часов постепенно отпускало ее. Пейзаж за окном был мерзкий, отвратительно жалкий — пусть. Доносившаяся до ее ушей какофония звуков и людских голосов казалась ей самой мелодичной музыкой, которую она когда-либо слышала, а мычание быков ласкало слух. Ее неудержимо тянуло обнять и расцеловать каждого встречного.
Свободна! Наконец-то она свободна! Брайан вернулся за ней и освободил. Хвала Всевышнему! Это Он направил Брайана к ней! И Брайан пустился в путь, не побоявшись трудностей, ни даже самой смерти.
Вот он сидит рядом с ней. Она видит его профиль, его небритую заляпанную грязью щеку, его острые скулы… Ее переполняет такое чувство нежности и любви, что от сладкой боли, начинающейся где-то в самом низу живота и сдавливающей грудь, ей становится трудно дышать.
— Душ! — бормочет сидящая рядом Кэй. — Первым делом приму душ. Господи, от меня воняет хуже, чем от козла. Поэтому-то, наверно, эти вьетконговцы и разрешили мне уехать с вами. Им же просто противно было
Дэн Петри, сидевший впереди, обернулся назад и задорно подмигнул Кэй. Его глаза сверкали на лице, покрытом, словно маской, плотным слоем красной пыли:
— Черта с два, молили! Если бы не отец Брайан, нас всех давно бы поместили в ханойский „Хилтон". Но нужно отдать должное и вам, милая леди, — он похлопал по лежащему у него на коленях аппарату. — Кадр, когда вы показали Вьетконгу кукиш, войдет в анналы истории!
— Это все мой дурацкийтемперамент, — отозвалась Кэй. — Слава Богу, что вьетнамцы, кажется, не поняли смысла моего жеста. Во всяком случае они улыбались. Наверно, думали, что я желаю им успеха, — круглое, как у Будды, лицо Кэй расплылось в широченной улыбке, она победно подняла над головой руку, сложив небольшую комбинацию из трех пальцев. — Пусть для нас это будет символом успеха, — заключила Кэй.
Нагнувшись к Рэйчел, Брайан обнял ее и стал целовать, словно только теперь поверил, что они снова вместе. От него пахло пылью тех двадцати миль проселочной дороги, которые им пришлось преодолеть, лицо покрыто жесткой щетиной и струйками запекшейся грязи, черная рубашка пропитана потом, но, Боже, никогда в жизни Рэйчел не было так хорошо. Как сладостно было ощущать его руку, поддерживающую ее запрокинутую голову.
— Ты должна выйти за меня замуж, — пробормотал он дрожащим голосом, еще крепче прижимая ее голову к себе.
Но, может быть, подумала она, это ей только показалось? Пусть так, но, черт побери, это уже не имеет значения. Разве так уж важно, произнес он эти слова вслух или не произнес? Ведь она не сомневалась в том, что он чувствовал. А он не сомневался в том, что говорило ему ее сердце.
— Когда? — спросила она одними губами.
Брайан со смехом откинулся на спинку сиденья, но его глаза — невероятные, цвета слюды, глаза, покорившие ее задолго до того, как они оба сказали друг другу хоть слово, — оставались совершенно серьезными.
— Сейчас, — ответил он. — Сразу как мы приедем в Да Нанг. Петри знает там одного священника — настоящего,учти! — рассмеялся он. — Говорит, этот парень чем-то ему обязан. Правда, зная Петри, я заранее содрогаюсь при мысли, что это было…
Слушая Брайана, Рэйчел почувствовала, как на нее, несмотря на слабость, снизошло спокойствие. Все идет так, думала она, как и должно идти. Чья-то воля, куда более сильная, чем одна только их любовь, вела ее и Брайана за собой.
— Да, я согласна, — ответила она. — Согласна, — повторила она, стараясь говорить громче, чтобы ее услышали Кэй и Петри и все другие люди на Земле. — Я выйду за тебя, — она уже не говорила, а кричала. — Выйду за тебя, как только мы приедем в Да Нанг… или Нью-Йорк… или Диснейленд… куда ты скажешь!..
А про себя сказала: „Какое же это восхитительное чувство, Брайан! Как будто я попала в совершенно другую страну — твою страну. Взяла и перешла через какую-то волшебную границу, и теперь у меня нет ни малейшего желания возвращаться обратно".