Сад лжи. Книга первая
Шрифт:
— Костыли! — процедил он сквозь стиснутые зубы.
— Ваш врач не рекомендует. Пока еще слишком рано.
Рэйчел возвышалась над ним, скрестив на груди руки в зеленых хирургических перчатках. На ногах сандалии, коса растрепана, щеки пылают, глаза горят тревогой и гневом.
„Господи! Я что, действительно совсем плох? Да есть же у меня ноги, черт побери! Пусть я и провалялся на спине целый месяц и, понятное дело, немного ослаб".
Преодолевая боль, Брайан выпростал ноги из-под одеяла. При виде их он пришел в полное отчаяние: они свешивались с матраца, как два
„Господи Иисусе, да на этих спичках мне и пачки пастилы не удержать!" — мелькнуло в мозгу.
Но постараться-тоон должен или нет?
— К черту все эти медицинские рекомендации, — ответил он ей. — Упаду — ничего, поднимете. Но будь я проклят, если и дальше позволю подтирать себя, как грудничка.
Не говоря ни слова, Рэйчел протянула ему костыли. Лицо застыло, как маска, губы плотно сжаты.
— Если это единственная твоя забота, то знай: я столько здесь навидалась голых задниц, что не приснилось бы и уборщице в мужской раздевалке. И можешь мне поверить, твоя задница ничуть не лучше и не хуже других.
На соседней койке зашевелился Даусон. Приподнявшись на локте, он произнес с характерным негритянским акцентом, вращая незавязанным глазом:
— Хочешь поглядеть на класснуюзадницу, Док, загляни ко мне в подштанники.
— Спасибо, сержант, я учту. — Рэйчел пристально смотрела Брайану в глаза, словно в дуло автоматической винтовки. — Вам бы не повредило иногда пользоваться тем, что у вас между ушами, а не между ногами, ребята, — заключила она.
Даусон заржал, но Брайан по-прежнему был непоколебим.
— Мне все равно рано или поздно вставать, так почему бы не сделать это сейчас? — пробурчал он.
Он с трудом встал на ноги — и сразу пожалел об этом. Дрожащие ноги мгновенно подогнулись. Путь до уборной казался таким же длинным, как до Гонконга.
Описав полуокружности костылями, он сделал два неуверенных шага и остановился.
Тело Брайана горело огнем: языки пламени жгли живот, добираясь до ключиц. И слабость, чертовская слабость. Он увидел в стеклянной дверце аптечного шкафа свое отражение. Оно тоже не слишком вдохновляло. „О Господи, неужели это я?" — поразился он. На него глядел скелет с ввалившимися глазами, похожий на узника, что пережил кошмар нацистских концлагерей, — он видел таких в кинохронике.
Тонкая ниточка — вот все, что держало его существо. Ниточка решимости, заставлявшая его двигаться. К тому моменту, когда он, шаркая, добрался до середины палаты, ниточка эта, казалось, сейчас оборвется. Пот струился между лопатками. Он чувствовал себя, как разваренная рыба, из которой ничего не стоит вытащить хребет. Другие раненые — Дик, Хендсон, Бухолц, Пардо следили за ним, затаив дыхание, словно он был баскетболистом, в прыжке забрасывающим мяч в корзину. Все, кроме Бостона, — правда, у него было другое имя, но так уж все его звали, потому что он был родом из Бостона. Бостон лежал, повернувшись лицом
„Я еще счастливчик", — подумал Брайан.
Но в этот момент он меньше всего чувствовал себя счастливчиком. Ему хотелось одного — лечь. Прямо на пол. Усталость давила с такой силой, что глаза закрывались сами собой: спать!
Но он представил себе, как лежит в луже собственной мочи, и это заставляло его двигаться.
Еще четыре шаркающих шага. Деревянные перекладины костылей мучительно впивались в кожу подмышек.
Обернувшись через плечо, он увидел: Рэйчел так и не сдвинулась с места. Она все еще стояла в прежней позе и смотрела на него гневно сверкающими глазами. Теперь их разделяло расстояние метров в десять.
— Ну что ты уставился на меня своими коровьими глазищами? — сердито выкрикнула она. — Захотел показать, какой ты герой, так давай шлепай дальше. И можешь не ждать помощи!
— А я и не думаю ничего просить! — огрызнулся Брайан, и охватившая его злость дала ему силы пройти еще несколько метров.
— И учти, здесь такое правило: если ты ходячий, тебя сразу же сажают на самолет и везут на Окинаву. А там, говорят, есть и кондиционеры, и нормальные туалеты.
В ее голосе звучала непривычная жесткая нота.
— Скорей бы. Жду не дождусь, — бросил в ответ Брайан, чувствуя, как мышцы, о которых он успел позабыть, постепенно начинают работать.
Черт с ней, с этой Рэйчел, пронеслось в голове. Разве ейесть дело до того, куда его отправят? Таких, как он, через нее прошли сотни. Он для нее один из многих — не больше, чем имя и номер на бирке. Да, верно, она спасла ему жизнь, но это же их обязанность, врачей.
Прошла целая вечность, пока он протащил на костылях свой вес по темному, выложенному плиткой коридору. Сестра, стоявшая у выхода, показала ему, как пройти во двор, где находились уборные.
Шагнув за порог, он остановился, зажмурив глаза от безжалостных солнечных лучей, пробивавшихся сквозь верхушки деревьев в дальней роще. За полуприкрытыми веками плавали огненные пятна, и все же в их хаосе он разглядел раскисшую грязь дорожки, проложенной через обнесенный колючей проволокой голый двор, — туда, где в ряд выстроились четыре побеленные деревянные кабинки под рифлеными жестяными крышами. На одной из них красовались намалеванные чьей-то неумелой рукой слова: „ЕСЛИ СМОЖЕШЬ САМ ПОССАТЬ, ЗНАЧИТ, СТОИЛО СПАСАТЬ".
И тут на Брайана напал безудержный смех. Он смеялся, а по щекам струились слезы: еще немного — и он бы упал в обморок. Боже, сверлила голову мысль, а ведь это и на самом деле так! В сущности, если ты мог отлить, стоя на своих двоих, то, значит, ты человек и в состоянии распоряжаться своей судьбой. Ради этого, главного, и стоило тебя спасать, вытаскивая из лап смерти. Чтобы ты вновь стал хозяином собственной жизни. Хозяином! То есть человеком, стремящимся установить хоть какой-то порядок в том хаосе, в который теперь превратилось наше сошедшее с орбиты существование.