Сад принцессы Сульдрун
Шрифт:
«Не слезу».
«Как хочешь, уеду без тебя».
Карфилиот взял двуглавых лошадей под уздцы и подвел к дышлу — лошади стояли, дрожа и вскапывая землю когтями; новый хозяин вызывал у них отвращение.
Глинет следила за приготовлениями с нарастающей тревогой. Карфилиот тоже следил за ней краем глаза. Наконец он позвал: «Слезай и заходи в фургон! Или я вытащу Друна и задушу его у тебя на глазах. Потом я залезу на дерево, накину петлю, потяну за веревку и сломаю ветку, на которой ты сидишь. Может быть, я тебя поймаю — а может быть и нет, в каковом случае ты упадешь и ушибешься. Так или иначе ты у меня в руках,
«Если я слезу, вы ко мне опять пристанете».
«По правде говоря, у меня уже нет настроения, — ответил Карфилиот. — Твое хилое маленькое тело не стоит таких усилий. Слезай!»
«Сначала выпустите Друна».
«Зачем?»
«Я вас боюсь».
«Чем он тебе поможет?»
«Он что-нибудь придумает. Вы его не знаете».
Карфилиот распахнул дверь фургона: «Выходи, гаденыш!»
Друн прислушивался к утренней беседе с безумной радостью — судя по всему, Глинет удалось ускользнуть из объятий Карфилиота. Притворяясь слепым, он нашел дверной проем на ощупь и спустился по лесенке, с трудом сдерживая возбуждение и торжество. Как прекрасен был этот мир! Зеленые деревья, благородные черные кони! Он никогда раньше не видел фургон доктора Фиделиуса — весело разукрашенный, высокий, причудливых пропорций. А с дерева спускалась Глинет, милая грациозная Глинет — хотя теперь она побледнела от испуга и усталости, а в ее русых локонах запутались сухие сучки и дубовые листья.
Друн стоял у фургона, изображая, что смотрит в пространство. Карфилиот бросил внутрь свою походную постель. Друн украдкой наблюдал за ним: так вот он какой, его враг! Друн почему-то думал, что Карфилиот значительно старше и с прыщавым носом, но ясноглазый герцог был красив, как античная статуя.
«В фургон! — приказал Карфилиот. — Быстро, оба!»
«Сперва коты должны прогуляться! — воскликнула Глинет. — И что-нибудь съесть! Я нарежу им сыра».
«Если у тебя есть сыр, давай его сюда, — сказал Карфилиот. — Коты могут жевать траву, а сегодня вечером, вполне возможно, мы будем хлебать рагу с кошатиной».
Глинет ничего не ответила и отдала герцогу сыр. Коты прогулялись и не хотели возвращаться. Глинет пришлось прибегнуть к самым суровым выражениям, чтобы убедить их в необходимости залезть обратно в корзину. И снова фургон покатился на юг.
Внутри Друн сообщил: «Я могу видеть! Ночью пчелы вылетели у меня из глаз! Они не хуже, чем раньше. То есть мои глаза, а не пчелы».
«Тихо! — приложила палец к губам Глинет. — Это чудесно! Но Карфилиот не должен об этом знать. Он хитрый и замышляет всякие пакости».
«Я больше никогда не буду унывать, — сказал Друн. — Что бы ни случилось, я всегда буду вспоминать о том времени, когда мир погрузился во тьму».
«Я чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы фургоном правил кто-нибудь другой, — пожаловалась Глинет. — Мне пришлось всю ночь просидеть на дереве».
«Если он посмеет к тебе прикоснуться, я разрублю его на куски! — пообещал Друн. — Не забывай! Я теперь все вижу».
«Может быть, рубить его на куски пока не придется. Надеюсь, сегодня вечером его мысли будут заняты другими вещами… Наверное, Шимрод нас уже ищет?»
«Он не может быть далеко».
Фургон катился на юг и через час после полудня прибыл в рыночный поселок Онриот, где Карфилиот купил хлеба, сыра, яблок и кувшин вина.
В центре городка
«Не давай волю рукам! — кричали они. — У тебя в руках поводья, и мы их слушаемся, потому что такова природа вещей. Но не позволяй себе слишком много, а не то мы повернемся и опрокинем фургон, и отшвырнем тебя огромными черными ногами, затащим тебя в канаву и втопчем в землю! Смотри же, не давай волю рукам!»
Но Карфилиот не понимал язык лошадей и пользовался бичом по своей прихоти; с каждым ударом лошади вскидывали головы, и с каждым ударом им все труднее было сдерживать бешенство.
Вечером фургон проезжал мимо летнего дворца короля Дьюэля. Сегодня король развлекался карнавальной процессией под наименованием «Фантазия в перьях». С утонченным изяществом, воспитанным годами практики, придворные мужского пола украсили себя черными и белыми перьями, изображая морских птиц. Дамы, которым позволялись дополнительные вольности, прогуливались по ярко-зеленому газону в экстравагантных птичьих костюмах из перьев страуса, белоснежной цапли, лирохвоста, павлина и весприля. Некоторые предпочитали бледно-зеленые тона, другие — вишневые, розовато-лиловые или золотисто-охряные — гамма цветов поражала сложностью и великолепием. Больше всех наслаждался этой чарующей взоры картиной сумасшедший король Дьюэль, восседавший на высоком троне в пунцовом костюме птицы-кардинала, создававшем единственное красное пятно на палитре карнавала. Король с энтузиазмом расточал похвалы и комплименты, указывая крылом на вызывавшие его восхищение наряды.
Вспомнив предыдущую встречу с королем-орнитологом, Карфилиот потянул поводья на себя — фургон остановился. Поразмышляв минуту-другую, герцог спустился с козел и приказал Глинет выйти на дорогу.
Она получила от него инструкции, не допускавшие ни возражений, ни двоякого истолкования. Глинет опустила боковую панель фургона, служившую сценическим помостом, и вынесла корзину. Друн стал играть на свирели; ученые коты принялись плясать под музыку.
Дамы и господа в роскошных перьях приблизились, чтобы посмотреть на представление; они смеялись и хлопали в ладоши. Некоторые направились к королю, чтобы привлечь его внимание к невиданным трюкам.
Через некоторое время Дьюэль спустился с трона и широкими шагами направился по газону к дороге, чтобы полюбоваться на спектакль. Улыбаясь и кивая, он, однако, соблаговолил высказать критические замечания: «Невозможно отрицать, заметны изобретательность и терпеливая дрессировка — забавное зрелище. Ха! Взгляните на это сальто-мортале! Черный кот отличается выдающимися акробатическими способностями. Тем не менее, не следует забывать, что, несмотря на все их достоинства, исполнители относятся к семейству кошачьих. В связи с чем можно было бы поинтересоваться — почему мы не видим танцующих птиц?»