Сад радостей земных
Шрифт:
— А это что? — Кречет ткнул пальцем.
— Блюдо для фруктов. Я купила блюдо для фруктов, — сказала Клара.
Торговец уже заворачивал блюдо. У тетки — той, с пушистой челкой, — тоже на столе стоит блюдо для фруктов. Барахляное, еще похуже этого, пожалуй, тетке неприятно будет, что Клара себе купила не такое страшное… уж лучше бы она его не покупала.
Опять поехали в такси, шофер уже другой, но смотрит на Клару в точности как тот, первый. Она что-то сделала с глазами — на веках полукругом выведены серебристо-синие черточки. И ресницы кажутся длиннее.
— Мистер, а где тут библиотека? — говорит она шоферу. —
Библиотека нашлась: мрачное здание из такого же серого, будто отсыревшего камня, как музей и тот дом, где они гостили. Кречет сперва не понял, когда Клара сказала, что у нее дела, а ему здесь понравится: ведь у них там, в глуши, таких библиотек нет и в помине.
— Я один пойду? — спросил он и судорожно глотнул.
— Может, книги тебя съедят?
— А ты долго?
— Слушай, я-то думала, ты без памяти любишь книжки читать. В нашей глухомани ничего такого нет, верно?
Уж конечно, тут кроется что-то очень серьезное, иначе она нипочем не сказала бы при шофере, что они приехали из какой-то глухомани. Немного помешкав, Кречет медленно вылез из машины. Медленно поднялся по серым ступеням и пошел в библиотеку, даже не обернулся, когда услыхал, что машина отъезжает. Вошел в библиотеку, и его обдало густым, теплым запахом книг, кожаных переплетов… пожалуй, здесь он на время в безопасности.
Он сел на отшибе, у камина. Камин был пустой. За соседним столиком сидел какой-то старик и клевал носом. Кречет стал читать про ракетные корабли и разные планеты. Подошла библиотекарша и уставилась на него; от нее пахло жевательной резинкой.
— Читальня для детей — напротив, через коридор, — сказала она.
Отвечать не хотелось, она сразу услышит, что он говорит как неотесанный, и, пожалуй, выгонит его отсюда. Кречет вежливо кивнул, выскользнул из кресла и пошел в комнату напротив.
Тут было несколько ребят с матерями. Они подолгу не задерживались. Кречет набрал кучу книг, отнес на покрытый стеклом столик и начал читать подряд одну за другой. Сперва про мальчика пятнадцати лет, у которого был свой конь, но этот мальчик говорил не так, как Джонатан, и даже не так, как Кречет. Потом про двоих ребят, которые раскрыли какую-то тайну. Потом про мальчишку, который забрался в космический корабль и полетел зайцем на Венеру… Он читал, а за всем этим притаилось и дрожало что-то свирепое, темное — и не торопилось, выжидало: все равно от этого никуда не уйдешь.
И наконец Кречет прошептал, как будто слово это само прорвалось наружу:
— Ну и сука…
И вот уже три часа… половина четвертого… В половине пятого он перестал читать и просто сидел над раскрытой книгой, книга была напечатана крупным шрифтом, страницы перепачканы, всюду отпечатки ребячьих грязных пальцев; наверно, десятки ребят ковыряли в носу, сидя над этой книжкой. В ней написано про лягушек, которые ходят в школу.
В пять часов без одной минуты все лампы мигнули, и Кречет догадался: библиотеку сейчас закроют. Он тотчас же слез с кресла и заторопился к двери, пальто надел уже на ходу. Он и тот старик вышли вместе, оба всем своим видом старались показать: они не бездомные какие-нибудь, им есть куда пойти. На улице старик сразу сгорбился, сунул руки в карманы, чтоб не так продувал ветер, и стал торопливо спускаться по лестнице, но Кречет не долго шел за ним.
Он дождался, пока двери заперли и свет
— Надеюсь, ты не схватил простуду.
Ему опять пришлось высидеть все время, пока взрослые пили перед обедом, и весь долгий обед. Тот, который барабанил пальцами, снова был тут же; Кречет со злостью смотрел на него. Хорошо бы взять маленькую вилку — ими тут едят креветок — и всадить этому дядьке в глотку. А он смотрит Кречету прямо в лицо и улыбается, никакой его злости не замечает. Клара сидит далеко от этого дядьки, но все равно они прислушиваются друг к другу… прямо чувствуется, как они слушают друг друга, кажется, Кречет даже ощутил, как напряглись жилы у матери на шее — и вот она уже весело смеется каким-то словам того дядьки.
После обеда удалось наконец удрать, он пошел в свою комнату и заснул, даже не раздевшись. Непонятно, откуда у взрослых берутся силы. Позже к нему пришла Клара.
— Почему ты не лег в постель как следует? — прошептала она. Скинула туфли и присела подле него на край кровати.
Кречет очнулся не сразу, в голове все перепуталось. Верхний свет не погасили, и он резал глаза. Не сразу Кречет вспомнил, где он.
— Миленький, ты на меня очень злишься? — сказала Клара.
От нее пахло духами и еще чем-то… вином, которое все пили там, внизу, а может, ее отдельной, непонятной жизнью, тем тайным, из-за чего она так весело смеялась шуткам того человека и сидела так прямо, будто вытянулась от удивления.
— Ты на меня не злись, я такая счастливая… такая счастливая… Завтра поедем домой, я ужас как рада, что едем. Я и здесь счастливая, и дома счастливая.
И заплакала. Кречет перепугался. Смотреть на нее не хотелось. Наконец она сказала:
— Это я нечаянно. Просто я очень счастливая… мне так хорошо! Никому на свете не было так хорошо, нет на свете никого счастливей меня.
Первый раз в жизни Кречет не заразился ее настроением. Упрямо смотрел в сторону, хмурый, надутый, и его немного трясло; вспомнилось, как он ее назвал тогда в библиотеке, какое слово про себя сказал. И он не раскаивается. Он хотел ее наказать, вот и наказал, хоть она и не знает, каким словом он ее назвал.
6
Двенадцати лет Кречет перешел в седьмой класс и стал вместе со старшими ребятами ездить автобусом в Тинтерн. Школьный автобус горчично-желтого цвета, с черной надписью: Округ Иден, Объединенные школы. Водитель — тощий, пустоглазый, его часто бьет хриплый кашель. Позади него изо дня в день усаживается какая-нибудь его подружка и, что бы он ни сказал, непременно хохочет и шумно веселится. Все эти девицы толстые, веснушчатые, нескладные, и всех что-нибудь да портит, хотя бы жирные, накрашенные губы. Они всегда с любопытством поглядывают на Кречета, но не пристают к нему.