Садовник
Шрифт:
Плацерий в ответ лишь повёл плечами, затем, как он часто делал в последнее время, пробурчал себе под нос что-то неопределенное и вернулся к работе над установкой, полностью поглощенный своими свинцовыми думами.
Что происходит с ним, подумалось садовнику. Почему он такой, а я… – ну, а я, как бы.… Кажется, что я совсем другой?
– Рари, а можно я задам тебе один вопрос? – вдруг услышал свой голос Гики.
– Ну? – не отвлекаясь от дела, спросил плацерий. – Я весь внимание.
Садовник силился собраться с мыслями. Всё вокруг
– Я живу вот уже почти десять тысяч периодов….
Плацерий вдруг замер в неподвижности, оставив руки на разбрызгивателе, и медленно, почти по слогам, проговорил:
– Продол-жай…
– Ну…, это очень сложно объяснить…, – Гики изо всех сил старался подбирать наиболее подходящие слова, но мысль уже начала ускользать от него, таять, так и не оформившись в стройное предложение. Кажется, его отвлекла сама идея о подходящих словах.
Что это было?
– Тем не менее? – теперь с некоторым нажимом в голосе спросил плацерий.
Он смотрел на садовника, и Гики почудилось даже, будто Рари может каким-то мистическим образом, одному Слову известным, заглянуть ему прямо в душу – в самые сокровенные уголки его сознания. Он буквально ощутил себя голым и абсолютно беззащитным. Мелкая дрожь прокатилась по всему телу, от чего стало сильно не по себе – как будто он снова ребенок, и Наставник опять требует с него заученных наизусть простейших истин.
– Очень важно, чтобы ты сказал мне то, что хотел, – лишь подтверждая появившееся в Гики ощущение наготы, сказал Рари. – Вспомни, подумай. Напряги голову, приятель.
– Нет, ничего…, – почти шепотом ответил садовник. Губы его вдруг пересохли и накрепко слиплись, из глубины накатило непонятное волнение, своим привкусом напоминавшее жгучее чувство обиды.
Что ему нужно от меня?!
Плацерий продемонстрировал разочарованную мину, поглядел на часы, затем наверх, – туда, в перевернутый мир – раздосадовано сплюнул себе под ноги и сказал:
– Мне нужно идти, Гики. Только ничего не говори Луле, а, главное, не показывай ей нашу…поливалку, понял? Не показывай ей.
– Разбрызгиватель? – обиженно переспросил садовник. – То есть мы не запустим его сейчас?
– Пускай будет разбрызгиватель…, – махнул рукой плацерий и быстро удалился, почти мгновенно растворившись среди густых зарослей, не произнеся более ни слова.
Садовник, теперь уже оскорбленный по-настоящему, не стал окликать приятеля, хотя он прекрасно знал, чем заканчивались подобные сцены. Именно это и произошло снова – Рари исчез из жизни Гики почти на десять периодов…
Казалось, уже ничто не сможет удивить его сильнее нового гибрида, над которым трудились плацерии их Растениеводства. Садовнику виделось странным их вечное стремление творить в изначально идеальном мире, но кто бы мог подумать, что все эти мысли станут незначительными так скоро.
Проснувшись в этот период, Гики, не перекусив ни единой крошкой, двинулся
А что если его приятель просто сошёл с ума? Говорят, такие вещи происходят с людьми постоянно, хотя сам Гики ни разу не видел своими глазами сумасшедшего. Не может же быть так, что он один – глупый никчёмный садовник – ничего вокруг не понимает? Ему нужно было утвердиться в собственной ошибке – или в правоте – а лучшего места, чем Дом Слова, для этого и придумать невозможно.
«Я просто послушаю, что говорит Наставник, это ведь всегда так успокаивало.… И потом, может, он расскажет мне, что со мной всё-таки происходит? Или с Рари…»
Гики быстро шагал по широкому проспекту по направлению к Обители Знания, большую часть площади которой занимали Дома Слова. Здесь он проучился ни много, ни мало – шесть тысяч периодов.
Снова та самая мелодия в голове – она появилась из ниоткуда и теперь мучит его, не даёт ему спать, лишает здравого рассудка. Быть может, это она всему виной? Рари, кажется, тоже знает эту песню. Как сильно он хотел бы вспомнить ее слова…
– …и это самое малое из того, что мы можем сделать, – гремел голос Наставника из огромных динамиков, расположенных по всему периметру залы.
Гики скромно встал недалеко от выхода, забившись глубже в угол, и огляделся по сторонам. Практически ничего не изменилось с тех пор, как он выпустился отсюда, имея за плечами только профессию и безграничное стремление помогать людям. Много воды утекло с тех пор, и теперь зала уже не казалась такой огромной и потрясающей воображение, коей она виделась ему, когда он был ребёнком.
Тем временем, Наставник продолжал свою речь, довлея над совсем юными детьми всей мощью своего низкого, упитанного голоса:
– За пределами Мира, как известно, лежит одна лишь Тьма. До появления его, ничего, кроме Тьмы не существовало, но потом в безвременье самозародилась Мысль. Мысль стала Словом, и оно, волею своей создало наш мир таким, какой он есть. Все, что мы делаем – есть послушание Слову и сути Его; а суть есть идеал и вечная гармония.
Наставник посмаковал последние строчки с каким-то странным приторным упоением, и, странно, но сейчас Гики это показалось неприятным и отталкивающим.
– Потрясающе, дети, по сути, просто невероятно, что в абсолютной пустоте смог появиться целый Мир, но тот факт, что ничто живое не может существовать за пределами его, доказывает, что мы – покорные дети своего Мира, ибо обязаны Ему. Ни одна форма жизни не может ужиться во Тьме – любого, кто осмелится покинуть Мир, ждет мучительная смерть, – говоря это, Наставник высоко задрал указательный палец правой руки – любимый его жест.
Конец ознакомительного фрагмента.