Сады Луны (др. перевод)

Эриксон Стивен

Кряхтя от натуги, Крюпп уселся, скрестив ноги, и обратился к заговорившему с ним.

– Крюпп готов преломить хлеб со всеми.

С этими словами он извлек из недр плаща небольшой ржаной каравай. В другой руке у него блеснул хлебный нож.

– Человека, столь щедро приглашенного в ваш круг, зовут Крюппом. Теперь и вы знаете это имя. Крюпп обитает в блистательном Даруджистане, что подобен загадочной жемчужине, сияющей на груди Генабакиса. Или спелой виноградине, дожидающейся, когда ее сорвут с лозы.

Все из того же плаща он извлек кусок козьего сыра и лучезарно улыбнулся хмурым бродягам.

– А

сейчас Крюпп пребывает в сновидении.

– Выходит, что так, – отозвался бродяга, взявший на себя роль его собеседника. – Нам всегда приятно оказаться в твоем присутствии, Крюпп из Даруджистана. Не менее приятно нам узнать, что страсть к путешествиям не исчезает в тебе.

Крюпп стал резать каравай на ломти.

– Крюпп всегда считал вас просто частью себя. Так сказать, полудюжиной голодов среди множества других. Но что вы сами намерены требовать от своего хозяина? Разумеется, чтобы он повернулся спиной к своему сну и прекратил путешествия. Еще бы: собственный череп – слишком драгоценное место, чтобы позволить там владычествовать обману. Однако Крюпп спешит заверить вас: долгий опыт убедил его, что весь обман рождается в мозгу, где и получает нежную заботу, а добродетели тем временем мучаются от голода.

Собеседник взял протянутый ему ломоть хлеба и улыбнулся.

– В таком случае мы, возможно, и есть твои добродетели.

Крюпп сосредоточенно рассматривал кусок сыра, который держал перед носом.

– Эта мысль еще не забредала в голову Крюппа, а сейчас забрела и смешалась с результатами молчаливого наблюдения за плесенью на сыре. Но, увы, я боюсь потерять нить нашего разговора. И разве, коль речь заходит о куске сыра, нищие могут выбирать? Вы вернулись, и Крюпп знает причину вашего возвращения, которую он только что объяснил с восхитительным красноречием.

– А монета вращается, Крюпп. Вращается безостановочно.

Лицо собеседника было серьезным.

Крюпп вздохнул. Он подал кусок козьего сыра тому, кто сидел справа от него.

– Крюпп слышит этот звук, – нехотя сознался он. – Крюпп не может его не слышать. Этот неумолчный звон в его голове, это нескончаемое пение. И касательно всего, что Крюпп видел, касательно всех его догадок на предмет будущего, он был и остается Крюппом – человеком, осмелившимся вторгнуться в игру богов.

– В таком случае мы – твои сомнения, – ответил ему собеседник. – Ты никогда не боялся своих сомнений и не загораживался от них. Но даже мы стараемся заставить тебя вернуться назад и требуем: обрати свой взор к происходящему в Даруджистане, подумай о жизни твоих многочисленных друзей и в особенности – о жизни одного юного оболтуса, которому вращающаяся монета должна упасть прямо под ноги.

– Знаю. Это случится сегодня ночью, – сказал Крюпп.

Бродяги молча кивнули, поскольку их рты были заняты хлебом и сыром.

– Надлежит ли Крюппу принять вызов? И кто, в конце концов, боги, как не жертвы высшего уровня совершенства?

Крюпп улыбнулся, поднял руки и пошевелил растопыренными пальцами.

– Достоин ли вызов Крюппа, чья ловкость рук сопоставима лишь с изворотливостью его ума? Боги – совершенные жертвы самоуверенности, вечно ослепленные надменностью и тщеславием. Они свято убеждены в собственной неуязвимости. Ну разве не чудо, что с ними до сих пор

ничего не случалось?

Собеседник Крюппа кивнул. Набив рот сыром, он сказал:

– В таком случае мы твои дарования, причем напрасно растрачиваемые.

– Возможно, – согласился Крюпп. – Странно, что почему-то лишь один из вас удостаивает меня разговором.

Собеседник дожевал сыр и громко рассмеялся. Пламя свечи заплясало в его глазах.

– Видишь ли, Крюпп, остальные еще не получили права голоса. Они ждут хозяйского позволения.

– Ну и ну, – вздохнул Крюпп, готовясь встать. – Крюпп переполнен неожиданностями.

– Так ты возвращаешься в Даруджистан? – спросил его собеседник.

– Непременно, – ответил Крюпп, со вздохами и стонами поднимаясь на ноги. – Крюпп и не собирался покидать Даруджистан. Он просто отправился подышать свежим ночным воздухом, который здесь гораздо чище, нежели внутри древних городских стен. Вы согласны? Крюпп нуждается в упражнениях, дабы отточить свои удивительные дарования. Например, умение ходить во сне. Этой ночью, – продолжал он, засовывая пальцы за ремень, – монета упадет. Крюпп должен оказаться в самой гуще событий. Он возвращается в свою постель, ибо впереди еще целая ночь.

Он оглядел бродяг. Из лица заметно порозовели. Крюпп удовлетворенно вздохнул.

– На прощание Крюпп заявляет, что был рад повидать вас, господа. Но в следующий раз давайте встретимся в более приветливом заведении и не на вершине холма. Согласны?

Собеседник улыбнулся.

– Ах, Крюпп, дарования и добродетели достигаются не без усилий, и не без усилий ты победишь сомнения. Да и голод будет постоянно представать перед тобой во множестве лиц.

Крюпп оглядел говорившего.

– Вы еще не знаете, насколько Крюпп умен, – пробормотал он.

Он покинул обветшалый дом, закрыв за собой скрипучую дверь. Крюпп двинулся в обратный путь. На перекрестке он остановился напротив рогожного куля, свисавшего с ветки дерева. Куль все так же покачивался на ветру. Крюпп стиснул кулаки, упер их в бока и присмотрелся.

– Я знаю, кто ты, – весело произнес Крюпп. – Ты – последняя, завершающая часть сна Крюппа, видевшего множество разных лиц. Ты – настоящее лицо Крюппа. Во всяком случае, ты так утверждаешь. Ты – смирение, но всем известно, что смирению нет места в жизни Крюппа. Запомни это и оставайся здесь.

С этими словами Крюпп переместил свой взгляд туда, где над громадным городом расстилалось зелено-голубое зарево.

– Даруджистан, драгоценнейший камень Генабакиса, ты являешься домом для Крюппа. И таковым ты и останешься, – добавил толстый человек, пускаясь в обратный путь.

Если смотреть со стороны гавани вверх, на малые ярусы кварталов Гадроби и Дару, а потом поднять глаза к самой верхней части города, где располагались храмы, особняки знати и Столп Власти – холм, на котором стояло здание Городского совета, – если окинуть взглядом всю панораму Даруджистана, обязательно увидишь великое множество крыш. Плоских, арочных, закругленных. Среди них поднимались шпили и башенки. Казалось, крыши являлись в этом городе вторыми улицами. Из-за них на большинстве настоящих улиц (исключение составляли лишь главные, в центральной части города) почти никогда не было солнца.