Сады Луны

Эриксон Стивен

– Всего лишь юношеская жажда знаний, я полагаю. Во всяком случае, ты так и не ответил. Что ты пишешь, дядя?

– А, – Маммот поглядел на письменный стол, в удивлении поднял бровь, увидев, что Моби открыл чернильницу и теперь пьет из нее. – Историю Даруджистана, – ответил он. – Я начал только пятый том, который начинается с правления Экталма, второго из тиранов.

– Кого? – заморгал Крокус. Маммот с улыбкой потягивал чай.

– Узурпатора Летастта, ему наследовала его дочь Санденей, с которой пришла Эпоха Расцвета, а с ней и закат тиранов.

– А, точно.

– Крокус, если ты всерьез интересуешься историей Даруджистана, мы будем заниматься, но это не значит, что следует начинать с пятого тома. Начинать следует с самого

начала.

– Рожденный слухами, – кивнул Крокус.

Моби на столе поперхнулся и закашлялся. Маммот кинул на него быстрый взгляд, затем опять повернулся к Крокусу, лицо его затуманилось, когда он начал говорить.

– Да, мальчик. Даруджистан был порожден слухами, – он заколебался. – Ты слышал это высказывание? Недавно?

– Кто-то так говорил, – небрежно отозвался Крокус. – Кто – не помню.

На самом деле он помнил, кто. Убийца. Раллик Ном.

– Ты знаешь, что это значит?

Крокус покачал головой.

Маммот сел поудобнее.

– Пей свой чай, мальчик мой, – старик задумался. Затем начал, – в Первых Кругах Королевства три больших народа боролись за власть, ни один из них не был народом людей в том смысле слова, к которому мы привыкли. Один из них, Форкрул Эссейл, или Круссейл, как его теперь называют, первым выбыл из борьбы. Не потому, что он был слаб, а скорее... не заинтересован. Оставшиеся два народа воевали бесконечно. Один из них все-таки пал, поскольку его составляли индивидуалисты, которые боролись и друг с другом также яростно, как с врагами. Они назывались Ягуты, сейчас это имя сократилось до Яги. Несмотря на то, что они проиграли войну, они не сдались до конца, некоторые из Ягутов дожили до наших дней, по счастью, не в Генабакисе. И вот, – Маммот обхватил чашку обеими руками, – Даруджистан был построен на слухах. Среди коренного населения холмов Гадроби сохранилась легенда, что где-то в холмах есть захоронение Ягутов. Тогда Ягуты стали великими магами, создали тайные Тропы и предметы силы. Со временем легенда вышла из холмов, распространилась на север и на юг, дошла до королевств на западе и востоке, что позже обратились в пыль. В холмы пришли исследователи, сначала одиночки, потом целые толпы, целые племена, ведомые жадными до силы шаманами и жрецами. Все холмы покрылись следами раскопок. Из биваков и времянок, из тысяч золотоискателей, приходивших каждую весну, и возник город.

– Даруджистан, – отозвался Крокус.

– Да. Захоронения так и не нашли, а легенда забылась, ее помнят немногие в наши дни, те же, кто помнят, предпочитают не искать ничего.

– Почему?

Маммот помрачнел.

– Предметы, созданные Ягутами, редко попадали в руки людей, но когда все-таки попадали, последствия бывали катастрофическими, – старик помрачнел еще больше. – Так что тем, кто хочет понять, все ясно.

Крокус задумался.

– Значит Крусейлы исчезли, Ягутов разгромили. А что же с третьим народом? Тем, что победил? Почему они не здесь вместо нас?

Маммот открыл было рот, чтобы ответить, но остановился.

Крокус прищурился. Ему стало интересно, что собирался поведать Маммот, и почему он решил не делать этого.

Маммот отставил чашку.

– Никто толком не знает, что с ними произошло, Крокус, и как они стали тем, чем они стали в наши дни. Они существуют в некотором роде, они известны всем, кто имел дело с Малазанской империей. Они – Т'лан Аймассы.

Горечь пробилась через толпу, стараясь не упускать из виду толстяка. Он был не из тех, за кем сложно следить, но девушке сложно было сосредоточиться: она пыталась разобраться в сумятице мыслей, которую породило одно лишь слово, оброненное сержантом. «Провидец».

Казалось, что некая таинственная запертая коробочка вдруг распахнулась с этим словом, и ее содержимое теперь боролось со всем, что только было вокруг. Сначала был всплеск такой силы, что Горечь боялась не сдержать ее, а теперь оказалось, что пользы в этом никакой. Борьба шла

не за что-то, а просто, чтобы победить. И еще ей казалось, что она слышит писк ребенка.

– Я Котильон, – услышала она собственное бормотанье. – Покровитель убийц, известный также под именем Веревка Тени, – плач стал слабее. – Провидец мертв.

Одна часть ее мозга завопила от горя при этом сообщении, а другая лишь спросила: «Какой Провидец!»

– Я внутри, но не часть целого. Я стою у трона Повелителя Теней, имя ему Амманас. Я здесь – его рука, рука смерти, – Горечь улыбнулась и кивнула себе самой, она снова держала себя в руках. Роскошь плакать, злиться или бояться была не для нее, больше не для нее.

Она сделала глубокий вдох и сосредоточилась на своем задании. Маленький толстяк был опасен. Как и почему, это предстояло выяснить, но все в ней било тревогу с того самого момента, как она увидела его в толпе. А все, что опасно, сказала она себе, подлежит уничтожению.

Под Второй стеной у Лазурного озера, растянутый на Соленую Аллею рынок вел обычную суетную жизнь. Страсти, что весь день кипели на запруженных народом улицах и улочках, достигли своего апогея. Истекающие потом, падающие от усталости купцы выкрикивали проклятья конкурентам прямо через головы покупателей. То в одном, то в другом конце Аллеи вспыхивали ссоры и драки, но драчунов растаскивали в стороны сами посетители рынка, не дожидаясь прибытия злобных охранников.

Обитатели равнины Рхиви сидели на корточках на своих травяных подстилках и перечисляли гнусавыми голосами бесконечные достоинства их скакунов. В одних загонах стояли целые стада из Гадроби в окружении блеющих овец и коз, в других загонах с телег сгружали сыры и глиняные кувшины, заполненные скисшим молоком. Рыбаки Дару брели в толпе, покачивая связками копченых рыбин, над их головами жужжали тучи мух. Ткачи из Катлина сидели, до пояса закрытые тюками ярко окрашенных тканей. Гредфаланские фермеры прямо с повозок торговали уже поспевшими фруктами и корнеплодами. Торговцы дровами вели через толпу свои запряженные волами фургоны, их дети сидели на вязанках и болтали, как обезьянки. Одетые во все черное мужчины и женщины распевали псалмы Тысячи Сект Д'река, причем каждый псалмопевец нес над головой икону своей секты.

Крупп подпрыгивающей походкой проковылял через толпу, его руки, казалось, сами собой производили хаотические движения. Эти движения производились, однако, не просто так, они отвлекали внимание окружающих от творящегося у них на глазах. Крупп воровал, правда, как оказалось, запросы его были очень скромными. Он украл немного съестного, в основном фруктов и сластей, оттачивая свои магические умения.

Пока он шел, хаотические пассажи, что проделывали его руки, оказывались как раз кстати, чтобы ловить яблоки, вылетающие из корзин, сласти, покидающие подносы, вишни в шоколаде, удирающие с тарелок; все эти вещи перемещались с такой скоростью, что казались просто цветными пятнами. Внутри широких, развевающихся на ветру рукавов его пальто было нашито множество карманов, больших и маленьких. Все, что попадало в руки Круппу, исчезало в этих рукавах, каждая вещь попадала в свой карман. Так он шел, ценитель всего съедобного, что породили сотни различных культур, довольное выражение разливалось по его круглой физиономии.

Наконец, после долгого и замысловатого пути, Крупп добрался до корчмы Феникса. Он остановился на ступеньках поболтать немного с единственным имеющимся там головорезом, достал из рукава медовый коржик. Потом, откусив кусочек лакомства, толкнул дверь и исчез в корчме.

Горечь осталась на улице, она прислонилась к выщербленной стене здания и скрестила руки на груди. Маленький толстяк был чудом. Она видела достаточно на базаре, чтобы узнать в нем адепта. Она была смущена: судя по всему, этот человек был способен на гораздо большее, чем то, что он продемонстрировал. Это еще раз доказывало, что он опасен.